Универсальность что такое: Недопустимое название — Викисловарь

Содержание

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ — это… Что такое УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ?

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ: (от сл. универсальный). Всеобщность.
УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ: от слова универсальный. Всеобщность.

Синонимы:

УНИВЕРСАЛЬНОЕ СРЕДСТВО
УНИВЕРСАЛИИ

Смотреть что такое «УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ» в других словарях:

универсальность — и, ж. universel adj. &LT;, лат. universalis. Изобрази живее универсальность Ломоносова и его влияние на последователей до Карамзина. 29. 5.1843. Плетнев Гроту. // Г. П. Переп. 2 90. Лекс. Михельсон 1866: универсальность; Уш. 1940: универсАльность … Исторический словарь галлицизмов русского языка
УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ — УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ, универсальности, мн. нет, жен. отвлеч. сущ. к универсальный. Универсальность знаний. Универсальность средства. Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935 1940 … Толковый словарь Ушакова
универсальность — разносторонность, глобальность, общезначимость, всеохватность, всеобъемлемость, многосторонность, многогранность, многофункциональность, универсализм, энциклопедичность, всесторонность, многоохватность Словарь русских синонимов. универсальность… … Словарь синонимов
универсальность — Применимость опалубки для возведения различных монолитных конструкций. [ГОСТ Р 52086 2003] Тематики опалубка … Справочник технического переводчика
Универсальность — – применимость опалубки для возведения различных монолитных конструкций. [ГОСТ Р 52086 2003] Рубрика термина: Опалубка Рубрики энциклопедии: Абразивное оборудование, Абразивы, Автодороги, Автотехника … Энциклопедия терминов, определений и пояснений строительных материалов
универсальность — 166 универсальность Применимость опалубки для возведения различных монолитных конструкций Источник: ГОСТ Р 52086 2003: Опалубка. Термины и определения оригинал документа … Словарь-справочник терминов нормативно-технической документации
Универсальность — ж. отвлеч. сущ. по прил. универсальный Толковый словарь Ефремовой. Т. Ф. Ефремова. 2000 … Современный толковый словарь русского языка Ефремовой
универсальность — универсальность, универсальности, универсальности, универсальностей, универсальности, универсальностям, универсальность, универсальности, универсальностью, универсальностями, универсальности, универсальностях (Источник: «Полная акцентуированная… … Формы слов
универсальность — универс альность, и … Русский орфографический словарь
универсальность — (3 ж), Р. , Д., Пр. универса/льности … Орфографический словарь русского языка

Книги

Статистическая физика сложных систем. От фракталов до скейлинг-поведения, С. Г. Абаимов. Многообразие происходящих в природе явлений, на первый взгляд, не подчиняется каким-то унифицированным принципам, и каждое явление требует введения своих законовописания поведения. Однако… Подробнее Купить за 1039 руб
Статистическая физика сложных систем. От фракталов до скейлинг-поведения. Выпуск № 57, Абаимов С.Г.. Многообразие происходящих в природе явлений, на первый взгляд, не подчиняется каким-то унифицированным принципам, и каждое явление требует введения своих законовописания поведения. Однако… Подробнее Купить за 947 руб
Уникальный клубень, Л. П. Бобкова. Универсальность применения картофеля в народном хозяйстве во многом объясняется его уникальными химическими свойствами. Об особенностях химического состава картофельного клубня, о значении… Подробнее Купить за 350 руб

Другие книги по запросу «УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ» >>

Слово УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ — Что такое УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ?

Слово состоит из 15 букв:

первая у,

вторая н,

третья и,

четвёртая в,

пятая е,

шестая р,

седьмая с,

восьмая а,

девятая л,

десятая ь,

одиннадцатая н,

двенадцатая о,

тринадцатая с,

четырнадцатая т,

последняя ь,

Слово универсальность английскими буквами(транслитом) — niversalnost

Значения слова универсальность.

Что такое универсальность?

Универсальность Фейгенбаума

Универсальность Фейгенбаума, или универсальность Фейгенбаума-Кулле-Трессера — эффект в теории бифуркаций, заключающийся в том, что определённые числовые характеристики каскада бифуркаций удвоения периодов в однопараметрическом семействе…
ru.wikipedia.org

Боевая универсальность

Боевая универсальность — пригодность ВВСТ к боевому применению в различных условиях обстановки для выполнения разнообразных задач с применением разных видов боеприпасов, во всех видах боевых действий, в том числе в обороне и в наступлении…
Война и мир в терминах и определениях / Под общ. ред. Д.О. Рогозина. — М., 2004

ФЁЙГЕНБАУМА УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ

ФЁЙГЕНБАУМА УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ -явление универсальности, связанное с бесконечными последовательностями бифуркаций удвоения периода устойчивых перио-дич. траекторий.
Физическая энциклопедия. — 1988

Русский язык

Универса́льность, -и.
Орфографический словарь. — 2004

Универса́льн/ость/.
Морфемно-орфографический словарь. — 2002

Примеры употребления слова универсальность

Ford EcoSport предложит покупателям высокое качество и универсальность.

Универсальность операционных окон дает возможность проводить в одном окне сразу несколько операций.

Гэтсби он перевоплощается мастерски, в очередной раз подтверждая свою универсальность и уникальный талант.

В новой приставке Microsoft на презентации делает упор на универсальность этого решения для домашних развлечений.

Главной ценностью Томаша является его универсальность.

В обойме Айнарса Багатскиса куда большая универсальность состава, большая глубина скамейки и главное, есть возможность дать отдохнуть любому из легионеров, особенно в случае если серия затянется и лидерам будет просто необходим отдых. *\ell\ell\). Хотя кварковое превращение здесь такое же, конечный мезон отличается по своим свойствам от обычного K-мезона, а значит, различаются методики анализа и источники погрешностей. Оказалось, что и в этом процессе видно отклонение от Стандартной модели, причем в ту же самую сторону. Сообщение об отклонении вышло в виде отдельного пресс-релиза ЦЕРНа и прошло по многим СМИ. Месяц спустя появилась и полноценная статья коллаборации.

Ссылки

Экспериментальные данные

Популярные сообщения

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА КАК КУЛЬТУРНО- ИСТОРИЧЕСКОГО СУЩЕСТВА | Гончаров

1. Жукоцкий В. Д. Маркс после Маркса: материалы по истории и философии марксизма в России. Нижневартовск, 1999.

2. Ильенков Э. В. Диалектическая логика: Очерки истории и теории. М., 1974.

3. Ильенков Э. В. Об идолах и идеалах. М., 1968.

4. Ильенков Э. В. Что же такое личность? // С чего начинается личность. М., 1984.

5. Кара-Мурза С. Идеология и мать ее наука. М., 2002.

6. Любутин К. Н., Кондрашов П. Н. Диалектика повседневности: методологический подход. Екатеринбург: УрГУ – ИфиП УрО РАН-РФО, 2007.

7. Маркс К. Капитал. Т. 1 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., 1973. Т. 23. С. 623.

8. Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. СПб., 1872. Т. 1.

9. Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Маркс К. , Энгельс Ф. Соч. Т. 42. М., 1974.

10. Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956.

11. Маркс К. Экономические рукописи 1857–1859 годов // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46, ч. 2. М., 1974.

12. Маркс К. Экономические рукописи 1861–1863 годов // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 47.

13. Энгельс Ф. Письмо Джорджу Уильяму Ламплу. 11 апреля 1893 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 39. М., 1966.

Творящее слово. Универсальность Пушкина Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

ТВОРЯЩЕЕ СЛОВО. УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ПУШКИНА

З. Хайнадu

Только лишь Муза дает смерти какую-то жизнь 1.

reme

AEMULATIO VERSUS ГМПАГЮ

Пушкин, по его роли в литературе, относится к ряду тех великих преобразователей языка и литературы, которые привели соединившиеся в них нити и направления в сторону плодотворного синтеза. Он в совершенстве объединил в себе все таланты, доселе проклевывающиеся в русской литературе. Достигнутое предшественниками зазвучало голосом Пушкина по-новому. Нельзя согласиться с мнением Юрия Тынянова о том, что поэзия Пушкина является «своеобразно эклектичной». Подстегивающий к спору эпатаж не чужд и для Игоря Смирнова, заявившего по поводу пушкинской поэзии следующее: «Ему как бы не оставалось ничего иного, кроме улучшения того, что уже было создано другими. В психоаналитических терминах пушкинский характер следует определить как ка-страционный. Субъективно ощущая себя неспособным к занимательности, Пушкин восполнял эту недостачу, воспроизводя зарождавшееся в литературе на более высоком, чем исходный, уровне» [14, с. 41].

Используя интертекстуальный метод анализа, Игорь Смирнов сравнивает несколько пушкинских стихотворений с поэтическими перлами Дельвига, Вяземского, Веневити-

нова, Кюхельбекера, Баратынского, с которыми обращается как с предтекстами пушкинского текста. В поисках покоящегося на таком влиянии соответствия между пушкинскими посттекстами и их предтекстами он анализирует то, как проникает Пушкин в тексты поэтов-современников и каким образом подвергает их совершенствованию, а также то, как эти предтексты воздействуют и проникают в пушкинский текст. Тексты существуют не сами по себе, а в соприкосновении и во взаимодействии с другими текстами. Смирнов обращается со всеми старыми текстами как с предтекстами или палимпсестами 2 нового текста, а это грозит тем, что суверенность художественного произведения приносится в жертву интертекстуальности.

В диалоге поэтов и текстов (через контакт и взаимодействие) непременно возникает вопрос: нуждается ли по-настоящему продуктивный художник во внешнем влиянии, или же в продуктивности поиска предмета он сам по себе творит то, что оказывает на него воздействие? В ницшеанском понимании настоящим художником является тот, кто на всякий вызов отвечает обновлением, но если активность его при этом исчерпывается, он уже не оригинальный творец. Подобная деятельность представляет собой второстепен-

ную активность,реактивность на вызов жизни, а не креативность. Был ли у Пушкина комплекс креациониста? Страдал ли он от кастрационного страха? Свойственно ли все это универсальному художнику или только национальному барду-поэту? Ответ на этот вопрос является целью данного исследования. Вечная проблема литературного заимствования и аллюзии получает новое освещение через интертекстуальность.

Безусловно, Пушкин ощущал постоянную внутреннюю готовность к правке всякого попавшегося ему в руки художественного текста, если приходил к выводу, что тот далек от совершенства и ущербен, поскольку выражает партикулярные человеческие интересы. Даже герои Пушкина стремятся не только пережить судьбы героев прочитанных ими книг, но и вмешаться в их жизнь, переписать тексты чужих авторов. Приводим характерный отрывок из тайной переписки двух подруг пушкинского «Романа в письмах»: «Я читаю очень много. Ты не можешь вообразить, как странно читать в 1829 году роман, писанный в 1775-м. Кажется, будто вдруг из своей гостиной входим мы в старинную залу, обитую штофом, садимся в атласные пуховые кресла, видим около себя странные платья, однако ж знакомые лица, и узнаем в них наших дядюшек, бабушек, но помолодевшими. Большею частию эти романы не имеют другого достоинства. Происшествие занимательно, положение хорошо запутано, — но Белькур говорит косо, но Шарлотта отвечает криво. Умный человек мог бы взять готовый план, готовые характеры, исправить слог и бессмыслицы, дополнить недомолвки — и вышел бы прекрасный, оригинальный роман» [11, т. 6, с. 46].

Пушкин состязательно подходил к своим предшественникам: Ломоносову, Державину, Жуковскому. Заимствование, адаптация, парафраз, перепев, импровизация, «метаперевод» [19, с. 524] и пародия относятся к наиважнейшим творческим стимулам у Пушкина. Он вступает в дискуссию не только с современниками, но и со всем мировым культурным наследием. Он как бы ради шутки пишет стихи в манере Ариосто, Алфиери, Державина или Данте, но в своем стиле. Ибо необходимо видеть разницу между стилем и

манерой, когда первому подражать нельзя, а только второй. Мотивы из немецкой, английской, французской, итальянской, польской, литовской, сербской, молдавской, украинской и других литератур зажигали его воображение. А взгляд, направленный на предшественников, подстегивал к их обновлению. Традиционализм сопровождается у него смелым обновлением формы и содержания. Благодаря диалогу текстов создается новый контекст между пред-текстом и посттекстом, в результате чего партикулярность темы возвышается до уровня универсального значения: опустошенный мотив или топос обогащается новым значением. Достигнутый результат: «пушкинское искусство не было “и тем, и другим” — оно было “ни тем, ни другим”» [14, с. 41].

Пушкин обладал талантом перевоплощения в чувственный мир других без того, чтобы страдала его русская идентичность. Он постоянно пытался превзойти своих предшественников, ведя тайную или открытую полемику с ними, потому что считал, что преемство ничего не стоит, когда потомки только копируют образцы. Ученик никогда не поднимется над учителем, если он видит в нем только непревзойденный идеал, а не конкурента. Среди его современников были такие, кто не считал его оригинальным талантом, а только остроумным подражателем, получающим материал в готовом виде. Подобное мнение всплыло и через полстолетия: «Пушкин не развивал и не продолжал, а дразнил традицию, то и дело отступаясь в пародию и с ее помощью отступая в сторону от магистрального в истории литературы пути» [15, т. 1, с. 359-360]. Пушкин же, напротив, не только сохранял традицию, но и силой слова (Логоса) воссоздавал ее. Соревнование с образцами всегда было продуктивным: воспринимая позицию чужого слова, он менял ее на свое слово, намечая новый путь в русской литературе. Самостоятельная литература представляет не только универсальные интересы, но и национальные. Подражательная литература тоже указывает путь, но не свой, а чужой. Пушкин явился не в конце традиции, а в начале новой. Он был одновременно разрушителем канонов и их творцом. Поэтому создается впечатление, что его поэтика является скорее противостоянием предшественникам, но не их продолжением.

Отношение Пушкина к современникам и культурному наследию прошлого ставит вопрос не только оригинальности и подражания, но и — в скрытой форме — проблему психологического механизма вызова и дачи ответа. Вызов и необходимость ответа на него сопровождают творческий и жизненный путь Пушкина. Начиная с того, что 15-летний титан на лицейском экзамене прочитал одно из первых стихотворений перед престарелым патриархом российской поэзии Державиным, который фактически и передал тогда юному сопернику поэтическую эстафету. С целью вызова Пушкин посылает «Руслана и Людмилу» другому признанному мастеру, Жуковскому, которого побеждает его же оружием, пародируя романтизм. Ответ Жуковского не заставил себя ждать. Он посылает Пушкину свой портрет с надписью «Победителю-уче-нику от побежденного учителя». Слова признания поэта-друга укрепили юного Пушкина.

В многочисленных произведениях Пушкина вызов и ответ на него подготавливают ядро конфликта. Его характерам свойственна точка равновесия: их внутренняя сущность проявляется только тогда, когда она вызывается определенной ситуацией. В обобщающем эпилоге «Цыган» он писал: «И всюду страсти роковые, / И от судеб защиты нет» [11, т. 6, с. 179]. Любовь как всепоглощающая страсть ставится параллелью смерти: любишь / погубишь» [там же, с. 166]. Пушкин восхищался отвагой, подвигом, в котором жизнь ставилась на карту. Клеопатра в одноименном стихотворении и «Египетских ночах» бросает вызов своим поклонникам: вызывает их на любовный поединок, подобно богине судьбы, держит нить жизни любовников в своих руках: «Свои я ночи продаю. / Скажите, кто меж вами купит / Ценою жизни ночь мою?» [там же, т. 2, с. 200]. Подвиг любви состоит в том, что наслаждение парадоксальным образом воплощается в смерти. Тайна любви сплетается с тайной смерти. В «Медном всаднике» «дрожащая тварь» — Евгений — бросает вызов статуе великого царя: «Добро, строитель чудотворный!… Ужо тебе!» [там же, т. 6, с. 286]. Пушкин размещает принцип общего поверх личного, подчеркивая преимущество истории над отдельно взятым человеком. Данному моральному принципу он следует при

изображении конфликта личности и власти, хотя и вступает иногда в противоречие с самим собой, сочетая гуманное сочувствие по отношению к растоптанному человеку и государственный пафос произведения.

Дуэль Сильвио и графа в «Выстреле» заканчивается неожиданным образом. Подогреваемая слепой страстью жажда мщения, которая в эпоху романтизма была своеобразной формой чувства справедливости и собственного достоинства, происходила из твердой уверенности в том, что любая обида должна быть отомщена. У Пушкина эта традиция модифицирована. Когда через 6 лет настал черед второго выстрела, ни обидчик, ни обиженный были уже не те, кем они были раньше. Акцент перемещается на словесную дуэль (в психологическую плоскость). В определенной степени и смерть Пушкина стала следствием того, что он бросил вызов судьбе, как причиной смерти Дон Гуана стала безрассудная смелость, с которой тот делает приглашение каменной статуе Commendatore. Для Пушкина наибольшим вызовом является принятие на себя судьбы поэта-пророка: «Черт догадал меня родиться в России, с душою и талантом!» [11, т. 10, с. 454]. И на смертельную дуэль он пошел потому, что был убежден: имя его принадлежит России. Он осознавал, что является национальным поэтом и в то же время по-моцартски с непринужденной беспечностью относился к своему величию (Твардовский). Гибель поэта «явилась катарсисом в его трагической жизни, очищенная и свободная вознеслась душа Пушкина» [5, с. 288].

Каждый писатель сам себе создает предшественников, которых старается превзойти. Несмотря на то что темы и основополагающие идеи многих произведений Пушкина были схвачены им из-под пера других писателей, все же он не был подражателем, потому что, даже перенимая чужую форму, он всегда наполнял ее новым содержанием (например, байроновскую поэму — в «Евгении Онегине», горациевскую оду — в «Памятнике» и так далее). В то же время Батюшков и Жуковский перенимали у зарубежных поэтов не только форму, но порою и содержание, русифицируя только имена и обстановку. Необходимо осознавать разницу между формой и

содержанием традиций. Вдохновителем творчества Пушкина, в отличие от предшественников, было ощущение дефицита. Все, что у них считалось недостаточным или устаревшим, благодаря его таланту осовременивалось. Он не просто подражал, а поднимал поэтическое слово с уровня презентации до уровня эссенции, в мир сущностей, к Логосу, откуда все начинается. Если Пушкин обращался к темам Античности или Ренессанса с помощью Шекспира, Байрона или Гете в качестве стимула для творческого созидания, «подражание» у него скорее было ориентировано на новаторство, чем на заимствование. Он по-новому подходил к теме, которую редуцировал в пространстве, углублял психологически и сотворял заново со ссылкой межтекстового разветвления. Своей Музой он хотел открыть перед оригиналом новые горизонты, дать ему вторичную жизнь. В названиях или подзаголовках его произведений часто встречаются слова «подражание» («Подражания древним», «Подражание Байрону», «Подражание Корану»), «сцены из…» («Сцены из Фауста», «Сцены из рыцарских времен»), «драматические изучения» или «опыт драматических изучений», «импровизация» («Египетские ночи») и тому подобное. Эти жанровые определения вводили в заблуждение некоторых критиков: «…все это были перепевы Запада, перепевы Греции и Рима, но особенно Греции, и у Пушкина, и у Жуковского, и вообще “у всех их”, Баратынский, Дельвиг, все “они”. Даже Тютчев. Гоголь же показал “Матушку Натуру”. Вот она какова — Русь; Гоголь и затем Некрасов» [12, с. 501].

Однако между словами aemulatio (соревнование, соперничество, ревность) и imitatio (подражание, переимчивость, перепев) существует большая разница. Надо тщательно отмежевывать усовершенствование от слепого имитирования манеры того или иного автора, которое в лучшем случае может доходить до парафраза, в худшем — до эпигонства. Конкуренция — питательная среда для гения. Подражание направлено на видимость, оно перенимает мысли, но не способно создать ничего нового. По мнению Пушкина, оригинальность заключается не в нахождении новых романных тем и стихотворных мотивов и топосов, а в комбинировании и творчес-

кой переработке давно существующего: «Пусть он по старой канве вышьет новые узоры» [11, т. 6, с. 46]. Подражание древним, классикам, как своего рода жанровая разновидность, было широко распространено в русской литературе ХУШ и начала XIX веков. Этот период был почти неизбежен в становлении национальной литературы 3. Aemulatio, в отличие от парафраза или подражания, является интенсиональным и экстенсиональным усложнением и обогащением текста, в результате чего получается синкретическая слитность различных текстов и предтекстов культурного наследия. Писателю не следует всегда и во всем гнаться за оригинальностью. Пушкин переходил к методу перепева, воспроизведения, когда его вкус совпадал с образным мышлением того или иного автора или, наоборот, коренным образом отличался от него. Во втором случае он обращался к пародии или травестийному жанру. В итоге русская литература освободилась с помощью Пушкина от подражания и превратилась в национальную поэзию. Он все предшествующее ему почти сводил на нет. Если он и «подражал», то сам был неподражаем. Не тот писатель оригинален, который никому не подражает, а тот, кому никто не в силах подражать. Почти космическое величие и таинственность, струящиеся из его произведений, буквально обезоруживали возможных последователей, но разжигали их зависть и множили потенциальных завистников.

Проблема вызова и ответа у Пушкина уходит корнями в более глубокий культурноисторический контекст. Когда увлекшийся модерном Запад в начале ХУШ века споткнулся, ушибившись об отставшую Россию, та ответила на столкновение самым оригинальным образом. На петровские реформы, то есть на «вызов» западной культуры, русская литература ответила в лице Пушкина столетие спустя. «Пушкин как раз приходит в самом начале правильного самосознания нашего, едва лишь начавшегося в обществе нашем, после целого столетия с петровской реформы…» [9, т. 26, с. 136]. Пушкин с наибольшей жизненной силой и оригинальнейшим образом выразил и показал то, что у русских, как основателей новой культуры, пробуждается сознание их всемирно-исторической миссии.

Это — краеугольный камень пушкинского универсализма. Он был универсальным художником, в нем воплотились русская душа и стремление ко всечеловечности. По мнению Достоевского, оригинальность и универсальность творчества Пушкина заключается в том, что для него было понятным все: французское остроумие, немецкая умудренность, чистый пыл рыцарских времен, Ариосто и Данте, шекспировская трагедия судьбы, мистицизм Корана, древний Египет, славянская мифология. Духом других народов он проникся так же, как и духом своего народа. В то же время он не выпячивает свою русскость, а показывает национальные черты и чувства как универсально человеческие. Не только ново-сказанием и актуальностью, но и подробностями он сознательно поднимал произведения того или иного современника на уровень универсальности или сочинял парафразы Корана и «Фауста». Свои взгляды на «подражание» Пушкин изложил в рецензии на сборник В. Теплякова «Фракийские элегии»: «Талант неволен, и его подражание не есть постыдное похищение — признак умственной скудности, но благородная надежда на собственные силы, надежда открыть новые миры, стремясь по следам гения, — или чувство, в смирении своем еще более возвышенное: желание изучить свой образец и дать ему вторичную жизнь» [11, т. 7, с. 287].

ЗЕМНАЯ И НЕБЕСНАЯ ЛЮБОВЬ: ВЕНЕРА И МАДОННА

Что же является совершенным и что ущербным? Для Пушкина совершенным было только такое художественное творение, которое отвечало бы требованиям универсальной актуальности и значимости, которое являлось бы свободным от партикулярной замкнутости и исключительности. И пусть идет речь хотя бы о каком-то из любовных стихотворений, Пушкин все же так генерализирует (обобщает) тему, что партикулярность при этом не теряется. Парадоксально, но факт: Пушкин становится универсальным, оставаясь при этом — более того, делая себя — наиболее партикулярным. Пушкина часто называют «певцом женских ножек», что совсем неуме-

стно, поскольку он никогда не воспевал красоту конкретной женщины, как то делали Дельвиг, Давыдов или Языков, а представлял нам женщину, видимую им в идеале, которым она хочет и не может стать. Пушкин привлекал внимание не только к женскому телу, но и к платоническому женскому идеалу, не связанному с чувственностью; к нежной аниме и эфирной ауре Вечной женственности. Потому что красота всегда идеальна. Так было уже в поэме «Бахчисарайский фонтан», где Зарема репрезентировала земную любовь, а Мария — небесную. Это полностью относится и к посланию «Я помню чудное мгновенье. . . ». Мы знаем адресата и то, что

А.П. Керн вовсе не была «гением чистой красоты». Надоевшую любимую поэт прямо называет «вавилонской блудницей», но через ее образ идет путь к любви небесной. Пушкин, как обычно, и в этом стихотворении соединил обе ипостаси человеческой судьбы: конкретную эмпирическую реальность с трансцендентальной идеальностью, личную со сверхличностной. Интимное «явилась ты» появляется только на презентационном уровне, как повод к диалогу, а не как фактическое послание. Едва возможно ощутить переход между привязанным к фактам и времени, между безвременным и всеобщим. Почти смущает то, как он придает двойное значение одному и тому же явлению: страстная любовь (amour passion) незаметно переходит в сакральную любовь (amor sanctus). Для него красота является одновременно живой женщиной и отвлеченной богиней, телесности и любви которой он способен давать возвышенные понятия. Один глаз смотрит на Венеру, другой — на Мадонну. Зрелище одной пленяет взор, другой — душу. Чувственная любовь пробуждает желание небесной любви, но только одного конкретного случая для ее вызова недостаточно. Но ввиду того что в душе поэта живет идея небесной любви, ему это все же удавалось. «И сердце бьется в упоенье, / И для него воскресли вновь / И божество, и вдохновенье, / И жизнь, и слезы, и любовь» [11, т. 2, с. 238]. В заключительной части стихотворения пять имен существительных выступают без прилагательных. Короткое перечисление, но в нем имеется все. Явление любимой женщины сравнимо с самой

жизнью, с вдохновением и воскресением, а отсутствие ее — с дефицитом всего этого. По сравнению с «Я музу юную бывало…», «Лала Рук» Жуковского и «К Софии» Дельвига, послуживших ему образцами, Пушкин нов в том, что у него любовь основывается не только на повседневном значении этого слова, но и на трансцендентальном уровне: вся суть соединена с величайшей человеческой страстью и понятием чистой красоты. Любовь и жажда творчества тесно привязаны друг к другу: любовь рождает вдохновение, которое в свою очередь питается любовной страстью. Пушкин, подхватывая тему, развитую Дельвигом и Жуковским, усложняет ее тематически, углубляет содержательно, по сравнению с избранными им предтекстами.

Красоте и творчеству Пушкин придает религиозно-метафизическое значение, возвышающееся над эстетическим. Божественное и человеческое в стихотворении находятся в асцендентном-десцендентном движении — беспрерывно вверх и вниз. Божественное и человеческое движутся то вверх, то вниз попеременно, небесная Мадонна воплощена в земном образе, любимая земная женщина возвышена до высот и обожествляется (divinatio). Поэт возвышает любовь (сублимированную эротику) до спиритуально-экстатического восхищения ею. Для него небесная любовь — соединение любви души с ее предметом. В одном из стихотворений он вспоминает Сикстинскую мадонну Рафаэля («Ее глаза»), которую сравнивает с другой Мадонной из послания своей невесте Наталии («Мадонна»). Пушкин тщетно жаждет понимания и абсолютной красоты. Для него Эрос одновременно означал земную чувственную страсть и любовь, лишенную всякой чувственности. В его душе Афродита небесная и Афродита земная сосуществуют бок о бок, заставляя Пушкина метаться между двумя крайностями. Первая проявляет себя в душе женщины, а другая — в ее теле. В одном из ранних стихотворений видно, что он более ценит прошедшие радости, чем поэзию: «Поэма никогда не стоит / Улыбки сладострастных уст» [11, т. 1, с. 279]. Однако в 1825 году он заметит: «Мильтон и Данте писали не для благосклонной улыбки прекрасного пола» [11, т. 7, с. 22]. Под этим он понимал то, что поэзия не является служени-

ем женщине. С этих пор суть любовной лирики сводится к жажде улыбки Софии. София свободна от всякой сексуальности, является женским принципом высшего ранга. В природе русской душевности и духовности наряду с Логосом доминантная роль достается олицетворенной божественной мудрости как абсолютной красоте. Красивое относится не только к искусству, но и к метафизике: оно обладает спасительной функцией. Красота имеет равную ценность с Логосом, у слова нет выдающейся роли по сравнению со спасительно-красивым. Красота, обитающая в произведении поэта, возвышает до Бога, тем самым вырастает роль искусства, как посредника между человеком и Богом. Под жизнью Пушкин понимал поэзию, а под поэзией — жизнь. В творчестве он видел прагматическую коммуникацию, которая не только горизонтально соединяет людей, но и вертикально — на трансцендентном уровне, соприкасаясь с иными мирами. Правомерно утверждение Семена Франка: «Мятежная эротика Пушкина — один из главных источников его трагического жизнеощущения — имеет тенденцию переливаться в религиозную эротику. Он не может “смотреть на красоту без умиления”: совершенная женская красота есть для него явление чего-то, стоящего “выше мира и страстей”, и в ее созерцании он “благоговеет богомольно перед святыней красоты”» [17, с. 167-168]. Вершиной религиозно-эротической поэзии Пушкина является загадочная поэма «Жил на свете рыцарь бедный», герой которой жертвует свою жизнь служению Непорочной Деве и остается верным своему обету. Этот же дух самоотверженности во имя идеала и идея защиты падших и слабых пронизывают всю пушкинскую (эротическую) поэзию. Все это повлияло на идеал красоты Достоевского и учение Соловьева о Вечной женственности.

Для Пушкина любовь является загадкой, которую нужно разгадать. Его идеал женственности находится в постоянном движении. Как проницательно сказал Тютчев: «Он был богов орган живой, но с кровью в жилах -жаркой кровью». По свидетельству современницы, платонический эрос Пушкина был направлен на вечную божественную женственность, а не на конкретную женщину: «Как поэт, он считал своим долгом быть влюбленным

во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, с которыми он встречался. <…> В сущности, он обожал только свою музу и поэтизировал все, что видел…» [6, т. 1, с. 214-215]. В подобном духе выразил свою мысль Гоголь: «Даже и в те поры, когда метался он сам в чаду страстей, поэзия была для него святыня, — точно какой-то храм» [8, т. 8, с. 382]. Немаловажно и то, что в отличие от салонных поэтов, Пушкин с удовольствием публиковал свои стихи в журналах, нежели оставлял их в альбомах светских дам. В этом стремлении он руководствовался не только профессиональной литературностью, но и универсализмом, возвышающимся над случайной конкретностью и личной интимностью.

Святость любви у Пушкина — устойчивое и вечное чувство, не подверженное времени, даже если оно постоянно меняет свой предмет. Такой чрезвычайно сильной, продолжавшейся всю жизнь любовью было влечение к Екатерине Карамзиной, о которой Пушкин никогда не высказывался публично. Однако Тынянов, работая над своей монографией, ввел в нее главу «Неизвестная любовь».

По мнению Юнга, женское качество манифестируется в трех архетипических образах: материнском, соблазнительном и демоническом. Своей матери (как и отцу) Пушкин не посвятил ни одной строчки. Тем более поразительна его любовь к няне Арине Родионовне: «Подруга дней моих суровых, / Голубка дряхлая моя» [11, т. 3, с. 315]. Фигура соблазнительницы появляется часто. Поэзия Пушкина женоцентрична, как можно видеть из посвящения к «Руслану и Людмиле»: «Для вас, души моей царицы, / Красавицы, для вас одних» [там же, т. 6, с. 7]. Он говорил о женщинах так, как никто до него в русской литературе. Вспомним Татьяну, «тип положительной и бесспорной красоты в лице русской женщины» [9, т. 26, с. 143], которая постепенно берет верх над Онегиным. Любовь Татьяны больна и мучительна не потому, что это не неразделенная любовь, как обыкновенно думают, а любовь, которую нельзя разделить. Пушкин сформировал эмблематическое лицо русской женщины, которая так отличается от европейского понятия «Вечной женственности» (Гёtemel fёminin). Он перенес акцент на светлую, а не темную сторону женской души.

У него раздвоенность женской души встречается довольно редко, в отличие от Достоевского и Лермонтова: «Прекрасна, как ангел небесный, / как демон, коварна и зла…» («Тамара»). Среди пушкинских образов femme fatale только Клеопатра и Зарема одновременно очаровательны и пугающи.

Пушкин обновил эротический жанр. Новым голосом в любовной лирике стало воспоминание, которое отличает его от Дон Гуана, сразу забывающего тех женщин, которыми он овладел. У Пушкина все наоборот: рефлексия сладости прошедшей любви у него сильнее настоящей. Его душа тоскует об утраченном блаженстве, томится сладким воспоминанием. Эротическая любовь преобразуется в чистое умиление и бескорыстную любовь. Здесь чувствуется влияние рыцарской идеи культа женщины, в котором от предмета любви нет надежды на вознаграждение. Возьмем, к примеру, стихотворение «Все тихо — на Кавказ идет ночная мгла», в котором есть такие строки: «Я твой по-прежнему, тебя люблю я вновь / — И без надежд, и без желаний». Или другое, в котором ощущается печаль предстоящего расставания, сопутствующая любовному чувству: «Я вас любил: любовь еще, быть может, / В душе моей угасла не совсем; / Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем. / Я вас любил безмолвно, безнадежно, / То робостью, то ревностью томим; / Я вас любил так искренно, так нежно, / Как дай вам Бог любимой быть другим» [11, т. 3, с. 128]. В стихотворении эмоциональное и интеллектуальное находятся в равновесии, и это отличительная черта универсального человека. Воспоминание о любимой женщине поблекло, но оно все же присутствует в жизни поэта даже тогда, когда возлюбленной уже нет среди живых. Например, узнав о смерти Амалии Ризнич, Пушкин создает великолепное стихотворение, в котором упоминает обо всем, что потерял со смертью любимой женщины. Даже в загробном мире он будет жаждать обещанного поцелуя и свидания. Его душа тоскует об утраченном блаженстве, томится горько-сладким воспоминанием. Поэт знает ценность и того, что было, и того, него не было в любви («Для берегов отчизны дальной») [11, т. 3, с. 193]. В любовной лирике Пушкина память играет текстот-

ворческую роль: чувства излучаются из памяти прошлого, из прежних переживаний. Автор анализирует, как отражается человеческое «я» в другом человеке. В отличие от по-этов-романтиков, Пушкина не мучит рассудочное предвидение, что любовь пройдет. Он не отказывается от любви, если «вечно любить невозможно». Он не хочет остановить «прекрасное мгновенье». Цель поэта — победа памяти над смертоносным временем. Только поэт уничтожает время, превращая его и сохраняя в слове с помощью Логоса. Только духовная творческая сила, сублимированный Эрос, обеспечивает бессмертие. Поэт — демиург, поэтому предпочитает Логос Эросу, Музу — земным женщинам, принцип единства — Божественной мудрости и Вечной женственности, Софии, богине духовного творчества, потому что для него важнее не инстинкт продолжения рода, а творящее слово. Логос решительно преобладает над Эросом.

Смертный человек может обрести бессмертие двумя путями: зарождением новой жизни и духовным творчеством. Несущие семя плодородия в теле приобретут себе бессмертие, память и счастье деторождением. Духовная плодовитость — удел поэтов, дающих миру свои произведения, и тех, кого называют изобретателями, потому что все, что является результатом перехода от несуществующего к сущему, представляет собой творчество, а каждый, владеющий этим мастерством, является творцом, то есть poiёtes. Оба рода деятельности Платон освещает с помощью слов, взятых из словаря эротики. Таким образом, Эрос является стремлением души к вечной памяти, к желанию бессмертия. Метафизика любви и искусства происходит от одного корня, что красноречиво доказывают подвиги Пигмалиона, Персея и Орфея, создавших свои женские половины (ашта) — Г алатею, Андромеду, Эвридику, высвободив их из плена небытия. Поэзия и Эрос у Пушкина тоже являются взаимосвязанными понятиями: любовь оплодотворяет творчество гения. «Зовите на последний пир / Спесивой Семелеи сына, / Эрота, друга наших лир, / Богов и смертных властелина» («Мое завещание друзьям») [11, т. 1, с. 111]. Не случайно Эрато — муза любовной поэзии — держит в руках лиру (музыкальный инструмент).

И все же у Пушкина мир организуется не любовью, а таким состоянием восхищения, которое способствует восприятию и чистому видению архетипов вещей. Вдохновленное восхищение делает возможным возвышение поэта над временем, отрыв его от мира фактов и возвышает его в мир сущностей. В любви и творчестве появляется возможность перехода одного в другое. Практически исчезает грань между жанровыми границами эротических и логоцентрических (пророческих) стихотворений. «Прошла любовь. Явилась Муза. / И прояснился темный ум» [там же, т. 5, с. 29]. Это проникающее в глубину зрение представляет собой иной вид epopteia, которая наряду со страстью показывает бесстрастную душу. Несмотря на страсти, Пушкин обнаруживает уравновешенную душу. Прозорливость (luciditё) проникает в субстанцию любого предмета или феномена, в причину и следствие и схватывает суть. Творчество является синергической деятельностью, нуждающейся, помимо благодати Божией, в содействии свободной воли человека. Художественное творение — это сочетание теургии и со-фиургии, то есть совместное усилие Бога, нисходящего в мир (Логос), и человека, восходящего к Богу. Поэт — это провидец, постигающий мир не физическим, а духовным зрением. Ясновидение проникает в неизведанные еще глубины мира. «Функцию “видения”, разрезающего темноту, видимое пространство на зоны света и тьмы, мы называем про-зрением, словом, которое придает глазу свойственную только ему “мудрость”, направляемую интеллигентной чувствительностью, подобно тому как философский дискурс называет ее Софией» [22, с. 24]. Поэт творящей силой Логоса вызывает к жизни универсальную, вечную красоту, которая в минуты просветления раскрывается перед ним. Слово является отцом всех сотворенных вещей. София — гармония, созвучие и красота — является матерью всех вещей. Красота — просвечивание истины (Логоса).

БОЖЕСТВЕННЫЙ И ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ЛОГОС

В чем заключается оригинальность и универсальность пушкинского творчества?

Еще никому не удавалось выразить единой формулой проявляющееся в единстве многообразие. И это объяснимо тем, что произведения поэта многозначны, как сам мир, отражающийся в них без остатка, полностью. Пушкин начертал духовный и душевный облик эпохи, показал современный ему идеал, которым руководствовалась его эпоха. Он был дитя своего времени и в то же время его квинтэссенция, вобравшая в себя все чаяния и поступки, добродетели и изъяны своих современников. Его творчество полихроматично, как игра цвета в оперении павлина. Отличительную черту творчества Пушкина Д.Д. Благой видел в ироническом, освобождающем смехе и веселости, позволяющими ему возвышаться над властью обыденности. Это не поедающий разум сарказм, не ехидный смех Вольтера (что нельзя лучше выразить, чем французским словом псатг), а любвеобильная ирония сердца, пробуждающая в читателе сочувствие к падшим. По свидетельству

A.С. Хомякова, смех Пушкина был «чарующим». Смех смягчает спазмы и тоску, ведь «со смехом ужас не совместен» [11, т. 6, с. 37]. Секрет богатого искусства в фонетической и ритмической силе выразительности пушкинской композиции В. В. Набоков искал «прежде всего в феномене стиля» [23, т. 1, с. 7].

B.Я. Брюсов тайну поэта хотел отыскать в эвфонии — мастерском использовании аллитерации, ассонанса, ономатопеи, звукописи, то есть в гармонии между звучанием и смыслом: Пушкин «не поступался ни смыслом ради звуков, ни звуками ради смысла» [4, т. 7, с. 147]. Это на самом деле так. Сегодняшнего читателя завораживает не только энциклопедическое изображение тогдашней русской жизни, но и стиль Пушкина, его манера, голос, тембр со всеми его оттенками. Мы знаем, что Пушкин писал вслух, для самого себя и других прочитывал готовящиеся произведения, опираясь на ту поэтическую аксиому, по которой живая речь передает то, что исходит из души, а не из звука, что передается письмом. Вновь и вновь про себя повторяя каждую свою строчку, он схватывал ее мелодию. Для него средством выражения мыслей был голос, а для восприятия — уши и слух. Написанное слово он рассматривал как мнимосмертное (каталептическое) состояние

человеческой речи. Он пытался вернуть его к жизни, приблизить к речи, которая еще хранит жар интонации, влекущей за собой силу ситуации, живую связь звука и уха. Печатная буква ставит преграду между глазом и ухом, визуальной и аудитивной системами знаков, разъединяет одновременность ощущения, давая повод для недоразумений. Во времена Пушкина слова звучали более громко, письмо контролировалось живым языком. Оно читалось не только глазами, но и устами. Поэт больше доверял устному представлению текста, когда живой звук сопровождает текст постоянным его толкованием (артикуляцией), и на основе ответной реакции проверял правильность понимания. Если он чувствовал, что его Муза засыпает и звук со звуком не связывается: «У музы дремлющей несвязные слова. Ко звуку звук нейдет…» [11, т. 3, с. 123], то на некоторое время он оставлял сочинительство. Однако Пушкин дорожил не только «сладкими звуками», но и глубокими мыслями. В его поэзии осуществляется «союз волшебных звуков, чувств и дум», как утверждает он сам в конце первой главы «Евгения Онегина» [там же, с. 29].

Пушкина делал гением универсализм его духа, сверхиндивидуализм, его надрелигиоз-ность и надмировоззренчество, надвремен-ность. Это — отправная точка пушкинского универсализма: «Я не могу перестать быть русским, не чувствовать как русский, но я должен заставить понимать себя всюду, потому что есть вещи общие для всех людей. Библия — еврейская книга, а между тем она всемирна; книга Иова (с которой Байрон никогда не расставался) содержит всю жизнь человеческую, она переживет века, а местные песни никогда не могут быть вечны. Недостаточно иметь только местные чувства; есть чувства и мысли всеобщие и всемирные. И если мы ограничимся только своим русским колоколом, мы ничего не сделаем для человеческой мысли и создадим только приходскую литературу» [13, с. 172-173]. Колокольный звон, как изумительная метафора поэзии, обладает магической силой, побеждает пространство и время, проникает в бесконечность, в трансценденцию, не покидая при этом эмпирический мир. Подобную глубину знания человека и такую широту мировоззрения до сих

пор можно было почувствовать только у религиозных мыслителей-гениев. Экстенсивности энциклопедического направления соответствует удивительная интенсивность. Такое богатство подгоняющих друг друга и перекрещивающихся, но никогда не мешающих друг другу идей было столь обширно и оформлено должным образом только у гениев Возрождения. Он обожал контрасты: смешивал возвышенное с повседневным, серьезность со смехом. Аполлонское начало было центральным в его гении, а дионисийское — периферическим. Дионисий давал пророческое видение, восторженное состояние (epopteia), когда человек непосредственно воспринимает праоб-разы предметов, Аполлон — просветление разума, очищение, катарсис. Как поэт, он постоянно действовал в двух направлениях: вакханалию страстей, невоздержанность обуздывал аполлонской безмятежностью (мерилом). Он привел к синтезу принципы аполлонского видения и дионисийского слуха музыки. Музыкальность Пушкина проникает его творчество вплоть до сочетаний гласных и согласных, к которой ни прибавить, ни убавить, ни изменить ничего нельзя, так она совершенна. Многое из его наследия было положено на музыку русскими композиторами. (Тут снова наталкиваемся на парадокс, потому что пытаемся канонизировать Пушкина, а он пренебрежительно относился к канонам).

Естество и поэзия Пушкина были полны противоречий. С одной стороны, он «гуляка праздный», «легкомысленный шалопай», с другой — избранник, пророк человечества, то по-детски наивный, то мудрый ведатель жизни. Впрочем, эти полюса не были так далеки друг от друга, как то принято считать. Мудрость возвращает нас в детство. Удивительна эта смешанная с наивностью ясность, эта безоблачная серьезность, с которой он шутку делал серьезной, а серьезное обращал в шутку. Пушкин с удовольствием пользуется сжатыми в два слова, главным образом, в противоположную атрибутивную конструкцию, оксюморонами, которые с высокой точностью передают противоречия чувств и страстей: «слезы сладкие», «нож целебный», «и больно и приятно», и т. п. Динамика произведения значительно повышается контрастом, возникающим при соединении противоположных эле-

ментов, подобно тому, например, когда музыкант ставит рядом и соединяет мажорные и минорные партии. Не прав А.С. Хомяков, когда говорит о том, что в поэзии Пушкина «недоставало басовых тонов». Семен Франк в статье «Светлая печаль» 4 заметил взаимосвязь контрастных настроений в одной синтагме. «Один из самых умных современных писателей, Альдоус Хекслей, тонкий ценитель музыки, верно замечает, что музыка Моцарта кажется веселой, на самом же деле грустна. То же применимо к поэзии Пушкина, духовно родственной гению Моцарта. Эту родственность Пушкин, по-видимому, и сам сознавал. Объяснение в обоих случаях одно и то же. Художественное выражение грусти, скорби, трагизма настолько пронизано светом какой-то тихой, неземной, ангельской примиренности и просветленности, что само содержание его кажется радостным. <… > Его трагизм есть не мятеж, не озлобление против жизни, а тихая, примиренная скорбь, светлая печаль» [17, с. 174, 176]. Светлая печаль Пушкина, так же как и Моцарта, направлена к высшему миру и сопровождается тоской по вечности, по бесконечности. Заметим, однако, что печаль Пушкина существенно отличается от мировой боли и пресыщения жизнью романтиков. Несомненно, в Пушкине было нечто от Моцарта 5. В связи с детским простодушием и ребячливостью поэта имеет смысл полистать журнал доктора Живаго из романа Б. Пастернака: «Изо всего русского я теперь больше всего люблю русскую детскость Пушкина и Чехова, их застенчивую неозабоченность насчет таких громких вещей, как конечные цели человечества и их собственное спасение. Во всем этом хорошо разбирались и они, но куда им было до таких нескромностей, — не до того и не по чину! Гоголь, Толстой, Достоевский готовились к смерти, беспокоились, искали смысла, подводили итоги, а эти до конца были отвлечены текущими частностями артистического призвания…» [10, с. 334].

Русские писатели продолжили соединенную с наивностью пушкинскую мудрость, хотя каждый из них истолковывал ее на свой лад. Это требует разъяснения. Лев Толстой оттого так высоко ценил стоящих вне общества, исторгнутых им людей (цыган, казаков, черкесов, отшельников, юродивых, нищих), мужи-

ков и детей, что они живут в гармонии с природой, что их не испортила лживая цивилизация. Только они обладают способностью к безгрешности, естественности и непорочности, поскольку в них полностью отсутствует что-либо относящееся к «обществу». По мнению Толстого, для освобождения от наследованных общественных грехов необходимо покинуть лживую цивилизацию и оказаться в детском, наивном, инфантильном состоянии, ибо ребенок означает новое начало. В статье «Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских детей?» дается обобщение эстетических взглядов писателя, суть которых созвучна евангельскому посланию: «Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царство Небесное» [Ев. от Мф 18: 3]. У Достоевского во «Сне смешного человека» золотой век ассоциируется с несведущим детским миром. Идиот из одноименного романа несет в себе мудрость Христа, на что намекает один из героев библейским изречением: «Утаил от премудрых и разумных и открыл младенцам» [9, т. 8, с. 494]. Это неведение есть привилегия детей и достижение святых. Все это находится в согласии с иконографическими традициями, по которым Слово Бо-жие (Логос) изображается обыкновенно в виде младенца или отрока.

Пушкин был далек от инструменталистского подхода, по которому поэты воспринимают слова простыми инструментами. У него в фактическом мышлении говорит само бытие. Для него слово — logos, божественный глагол, который мгновенно создает самого себя и все иное наименованием. Бытие (Генезис) не что иное, как Слово Божие, проникающее в материю. Искусство сохраняет характер творческой деятельности, состязающейся с Богом. Это одна из высших форм соперничества (aemulatio). Поэт-пророк использует слова таким образом, чтобы они превратились в магическое средство посвящения в мистерию: чтобы человек видел не «сквозь тусклое стекло, гадательно, а лицом к лицу». Художник сам себя встраивает в произведение и таким образом прорывается в бессмертие. В мире все переменчиво за исключением творчества, которое освобождает из онтологического плена пространства и времени. Искусство — это борь-

ба с конечностью во имя вечности. Тысячелетний спор пластического и вербального искусства кажется исчерпанным: Логос лучше сохраняет память, нежели видимый образ (eidolon): «Я памятник себе воздвиг нерукотворный». У Пушкина это стихотворение, как и вся его поэзия, пропитаны стремлением к классической абсолютности, к сознательному оживлению ценностей античности, к воскресению «божественной эллинской речи» в славянской поэзии [1, с. 153].

Вопрос, волновавший еще греков, предстал и перед Пушкиным: креационизм (творение из ничего) является правом только одного Бога, или же созданный Им человек путем творения сам может стать творцом? Вопрос можно поставить и таким образом: библейский творящий глагол (bara), помимо Бога, может ли относиться к другому субъекту, или же к творческой деятельности человека относятся только выражения типа poiein, creare? Одно из ключевых слов греческого языка и мировоззрения — Логос — было связано с языком. С точки зрения греков, демиург -творец мира — побеждает хаос с помощью Логоса и наименованием вещей превращает его в космос. В начале был хаос, в котором уже находился Логос, рациональная организующая сила, без которой неупорядоченность вселенной не может стать организованной. Апостол учит: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» [Иоанн 1: 1]. Логос в славянском и русском переводе -слово. Слово Божие — библейское соответствие греческому Логосу, мгновенно создающему самого себя и все другое, тем самым непосредственно проникающему в человеческую историю. Начиная с эпохи Ренессанса, сам художник после Бога — величайший творец. К его имени и творениям все чаще присоединяется атрибут «божественный» (divino). Толстой пишет: замысел «Анны Карениной» родился под влиянием «Повестей Белкина», «благодаря божественному Пушкину» [16, с. 144]. Ахматова высказала следующую мысль: «Мне кажется, мы еще в одном очень виноваты перед Пушкиным. Мы почти перестали слышать его человеческий голос в его божественных стихах» [2, с. 79].

Пушкин в «Пророке» обращается к более универсальным, нежели символы гречес-

кой мифологии, библейским образам. У него Бог отправляет посланца — шестикрылого серафима (с греч. — «пылающий», «накаленный») — пробудить к жизни омертвевшие для видения и слышания физического и метафизического мира органы чувств избранника. Он открывает глаза и уши, чтобы увидеть и услышать то, что невидимо и неслышно естественным и привычным образом. Поэт-пророк не только четче видит и слышит весь цветовой спектр и музыкальную шкалу звуков, как все обыкновенные люди, но вторгается в такие области и подмечает в них такое, что просто немыслимо ощутить без его помощи. Обостренные зрение и слух, утонченные обоняние, осязание и ощущение вкусов, которыми он обладает, далеко превосходят границы повседневного человеческого опыта. Его цель — пробуждение органов чувств читателя для физического и метафизического видения -слышания мира. Многогранный мир становится полностью доступным только благодаря принесенному нам сверхъестественному зрению. У Пушкина каждый звук и всякая существующая вещь скрывают в себе всю Вселенную. Он космический поэт, который воспевает стихии мира (землю, воду, огонь, воздух). «Упоминание четырех сфер бытия -модель чувственной действительности, страдающей дефицитом языка» [22, с. 29]. Пушкин прорывается сквозь рамки категорий пространства и времени, охватывает взглядом космос. Только просветленный разум, сверхъестественное зрение делают для него мир полностью видимым. Пророк обладает двойным зрением: он способен заметить за явлениями мира сущность самого мира. Однако недостаточно только зоркого видения и острого слуха. Поэту-пророку необходимо огненное слово для высказывания истины, чтобы воспламенить людей. Огонь — совместный символ божественной истины и любви, которые Бог вдыхает в человека собственным дыханием. Живой огонь, огненная пневма -божественный Логос, воздействующая на мир духовная сила, называемая по-еврейски ruah, а по латыни — spiritus.

Пророк, подобно огненному столпу, возвышается над народом. Сила поэтического слова — небесного происхождения, оно свободно от двусмысленности и происходит от боже-

ственного Логоса. Поэт-пророк является проводником слова Бога, инкарнацией Логоса. Дар языка пророк получает от Бога как особую, харизматическую милость. Господь передает своему избраннику право сотворения миров. Архаические церковно-славянские слова стихотворения, создающие библейско-празднич-ное настроение, и повторяемый 13 раз союз «и» (анафора) свидетельствуют об абсолютном Логосе. В отношении пророка и Бога универсалистский план Бога и партикулярный подход Его посланника вступают в противоречие (оппозицию). Бог делает пророка из противящегося и непокорного, неподатливого избранника вопреки его воле (см. историю Ионы или Исайи), чтобы способствовать решению Своей задачи — проповеди божественного глагола. Пророческому призванию невозможно противостоять, как невозможно противиться зову Бога. Цена избранности — страдание и борьба пророка. Пророк — это не только борец, но и мученик за истину. В конце стихотворения не терпящее противоречий воззвание Бога намекает на то, что не Сам лично, а посредством своего посланника Он хочет обратиться к грешным. (Слово prophetes в переводе с греческого означает «заступник», «говорящий вместо кого-то»). Обращение к Богу, кроме как в Библии, нетипично для литературы. В 30 строках стихотворения Бог изрекает только в четырех: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, / Исполнись волею моей, / И, обходя моря и земли, / Глаголом жги сердца людей» [11, т. 2, с. 304]. Это расчет Бога на то, что под воздействием объективированного авторитарного слова, передаваемого пророком, язычники покаются и объединятся в универсальной религии; тем самым прекратится партикулярная история народа и осуществится тождество личной и мировой судьбы.

Изменить то, что следует изменить, относится и к призванию поэта, задача которого — сплавлять в гармоническое единство небесное и земное. Творящее слово гения является прорывом за грани имманентного мира. Пророк — это идеальный образ поэта в его высшем призвании избранника, генерализирующего эстетическое переживание партикулярного человека (черни) в универсальный (теургический) опыт. Призвание пророка — творение Логоса, преодоление ха-

оса, то есть творческое преображение мира. Бог прославляется через своего посланника-пророка. Функция аллюзии, как особого типа интертекстуальности (то есть проведение параллели между судьбами поэтов и общеизвестных библейских пророков), заключается в том, чтобы случайность человеческого бытия, его хаотичность и неустроенность связать с космической упорядоченностью вселенной, в которой разрешается противоречие между частным и всеобщим, сингулярным и универсальным.

Подводя итог, скажем, что характерная для человека Ренессанса универсальность у Пушкина проявилась в стремлении к абсолюту, космической целостности, в стремлении постичь тайны бытия, с помощью которых он хотел уяснить для себя человеческую жизнь, сделать ее более ясной и понятной: «Я понять тебя хочу, / Смысла я в тебе ищу…» [11, т. 3, с. 186]. В искусстве Пушкина ощутимы зрелость и полнота, которых не знала прежняя литература, насыщенность содержания и легкость выражения, возвышенность и в то же самое время игривость и смех, жажда жизни, полной красоты. Он обладал ощущением тотальности жизни, цель которой — перейти от сингулярности к универсальности, достичь единства субъекта и объекта. Он создает иллюзию совершенства в конечном. Универсальность просвечивает национальные черты его героев. Н.А. Бердяев с полным правом сказал, что «в русской литературе и в русской культуре был лишь один момент, одна вспышка, когда блеснула возможность Ренессанса, — это явление пушкинского творчества» [3, с. 143].

Пушкин открыл новые горизонты прекрасного. Его творчество — свидетельское показание о его личном методе восприятия Вселенной, который одухотворяет чувственное, а идеальное делает осязаемым. Он дает нам способность увидеть мир его глазами -так, как он его репрезентировал и интерпретировал. Пушкин создал не только новый язык, но и новое мироощущение. «Для того чтобы созерцать универсум с другой, более лучшей точки зрения, целесообразнее всего — читать Пушкина. Он поможет очиститься, минуя муки катарсиса» [20, с. 238].

ПРИМЕЧАНИЯ

1 «Nur die Muse gewahrt einiges Leben dem Tod» (см.: [21, s. 259]).

2 Палимпсест — рукопись на пергаменте поверх смытого или соскобленного текста. Настоящий художник не пользуется потрепанными предками словами, оттенками цветов, звуками, а заставит их засиять, зазвенеть, придает им гармонию спасительной красоты. Пушкин отделил себя от дилетантов и халтурщиков, в руках и устах которых слово и образ погибают и меняют свою функцию: «Мне не смешно, когда маляр негодный / Мне пачкает Мадонну Рафаэля, / Мне не смешно, когда фигляр презренный / Пародией бесчестит Алигьери» (см.: [11, т. 5, с. 308]). Об этом идет речь в стихотворении «Возрождение»: «Художник-варвар кистью сонной / Картину гения чернит. / И свой рисунок беззаконный / Над ней бессмысленно чертит. / Но краски чуждые, с летами, / Спадают ветхой чешуей; Созданье гения пред нами / Выходит с прежней красотой. / Так исчезают заблужденья / С измученной души моей, / И возникают в ней виденья / Первоначальных, чистых дней» (см.: [там же, т. 1, с. 334]).

3 В литературе на парафразе построен жанр подражания, например «Три оды парафрастические» Ломоносова, Тредиаковского и Сумарокова -книжка со стихотворными переложениями 143-го псалма тремя поэтами.

4 Название исследования Семен Франк взял из стихотворения Пушкина «На холмах Грузии лежит ночная мгла»: «Мне грустно и легко; печаль моя светла; / Печаль моя полна тобою».

5 См. об этом мою статью «Парадоксы “Моцарта и Сальери” Пушкина» [18, с. 125-138].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Аверинцев, С. Славянское слово и традиции эллинизма / С. Аверинцев // Вопросы литературы. — 1976. — №> 11. — С. 152-162.

2. Ахматова, А. Две новые повести Пушкина / А. Ахматова // Тайны ремесла / сост., вступ. ст. и примеч. Н. В. Вьялициной. — М. : Сов. Россия, 1986. —

С. 75-79.

3. Бердяев, Н. А. Смысл истории / Н. А. Бердяев. — М. : Мысль, 1990. — 175 с.

4. Брюсов, В. Звукопись Пушкина / В. Брюсов // Собр. соч. : в 7 т. — М. : Хуцож. лит., 1973-1975.

5. Булгаков, С. Жребий Пушкина / С. Булгаков // Пушкин в русской философской критике. -М. : Книга, 1990. — С. 270-294.

6. Волконская, М. Н. Из «Записок» // А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. В 2 т. Т. 1. -М. : Хуцож. лит., 1974. — 544 с.

7. Гершензон, М. О. Мудрость Пушкина // М. О. Гершензон. Статьи о Пушкине. — М. : Academia, 1926. — 124 с.

8. Гоголь, Н. В. Полн. собр. соч. : в 14 т. / Н. В. Гоголь. — М. : АН СССР, 1937-1952.

9. Достоевский, Ф. М. Полн. собр. соч. : в 30 т. / Ф. М. Достоевский. — Л. : Наука, 1972-1990.

10. Пастернак, Б. Доктор Живаго / Б. Пастернак. — М. : Сов. Россия, 1989. — 624 с.

11. Пушкин, А. С. Полн. собр. соч. : в 10 т. / А. С. Пушкин. — Л. : Наука, 1977-1979.

12. Розанов, В. Мысли о литературе / В. Розанов ; сост., вступ. ст., коммент. А. Н. Николюкина. -М. : Современник, 1989. — 605 с.

13. Русский филологический вестник / под ред. проф. А. И. Смирнова. — Т. XLII. — Варшава, 1899. -Т. 42, №> 1-2. — 300 с.

14. Смирнов, И. Aemulatio в лирике Пушкина / И. Смирнов // Пушкин и Пастернак. — Budapest : Studia Russica Budapestinensia 1, 1991. — 244 с.

15. Терц, А. (Андрей Синявский). Собр. соч. : в 2 т. / А. Терц (Андрей Синявский). — М. : СП «Старт», 1992.

16. Толстой, Л. Н. О литературе / Л. Н. Толстой. — М. : Худож. лит., 1955. — 763 с.

17. Франк, С. Л. Этюды о Пушкине / С. Л. Франк -М. : Согласие, 1999. — 178 с.

18. Хайнади, З. Парадоксы «Моцарта и Сальери» Пушкина / З. Хайнади // Slavica XXXV — Debrecen: Kossuth Egyetemi Kiado, 2006. — С. 125-138.

19. Эткинд, Е. Г. Божественный глагол. Пушкин, прочитанный в России и во Франции / Е. Г. Эткинд. -М. : Языки рус. культуры, 1999. — 600 с.

20. Briggs, A. D. Р AlexanderPushkin. ACritical Study /A. D. P Briggs. — L. ; Canberra : Croom Helm, 1983. -258p.

21. Goethe Euphrosyne // Goethes Samtliche Werke. — Bd. I. — Stuttgart ; Tubingen, 1840. — S. 259.

22. Kovacs, A. Epopteia. Az intelligens szenzibilitas Augustinus, Puskin es Dosztojevszkij mfrveiben / A. Kovacs // Puskintol Tolsztojig es tovabb? Tanulmanyok az orosz irodalom es kolteszettan korebol 2 / szerk.: Kovacs Arpad. -Budapest : Argumentum Konyvkiado, 2006. — S. 5-37.

23. Nabokov, V Eugene Onegin : a Novel in Verse by Alexander Pushkin ; transl. and comment. in 4 vol. / V Nabokov. — L. : Routledge, 1964.

Универсальность Интернета

В 2015 году Генеральная конференция ЮНЕСКО одобрила концепцию универсальности Интернета, желая обратить внимание на характеристики Интернета, которые ЮНЕСКО считает крайне важными для раскрытия его потенциала в интересах устойчивого развития.

Концепция универсальности интернета была разработана ЮНЕСКО в рамках обширной программы научных исследований, анализа и консультаций с государствами-членами и сообществом заинтересованных сторон в сфере Интернета.

В ней признается, что Интернет представляет собой нечто гораздо большее, чем инфраструктуру и приложения. Интернет — это сеть экономических и социальных операций и связей, обладающая огромным потенциалом в области создания условий для соблюдения прав, расширения прав и возможностей отдельных лиц и сообществ, а также содействия устойчивому развитию.

Такое понимание интернета дает возможность собрать воедино многочисленные аспекты развития интернета, касающихся технологий и государственной политики.

«В концепции универсальности интернета отражены наиболее важные аспекты этого явления, с учетом его все большего проникновения во все сферы человеческой жизни. Она позволяет сделать акцент на поведенческих нормах и ценностях, лежащих в основе этой тенденции, и указывает на необходимость их укрепления в целях формирования повсеместной и общедоступной сети Интернет, которая будет способствовать осуществлению высших устремлений человечества и станет результатом общего участия в ее развитии и управлении».
Универсальность сети Интернет: средство для создания обществ знаний и разработки
повестки дня в области развития на период после 2015 г., Дискуссионный документ ЮНЕСКО, 2013 г.

Понятие универсальности Интернета включает четыре принципа (принципы П-О-Д-У), которые имеют важнейшее значение для развития Интернета:

П Интернет основан на правах человека,
O Интернет является открытым,
Д Интернет должен быть доступен для всех,
У Интернет обогащается благодаря участию многих заинтересованных сторон.

Данный вопросник предназначен для сбора ваших мнений относительно того, что следует включить в набор показателей. В конце 2017 г. мы опубликуем проект различных вариантов для конкретных показателей и предложим вам высказать мнение по их поводу.

так ли верен этот постулат? — Клуб «Валдай»

В полном объёме права человека не являются ни универсальными, ни естественными, пишет эксперт клуба «Валдай» Рейн Мюллерсон. Вернее сказать, они могут быть настолько естественными, насколько естественны человеческие пороки. С исторической точки зрения, человеческие пороки носят более естественный характер, чем права человека.

Рассматривая вопрос об универсальности прав человека, я опираюсь на свой опыт работы в ООН и знания, которые я приобрёл, представляя эту организацию в странах, непохожих на те, в которых я прожил большую часть своей жизни. Примерно равное количество лет я именно жил, а не бывал наездами в трёх странах, различных по своему размеру и историческому прошлому. Этот опыт подтвердил мои сомнения в обоснованности принципа универсальности прав человека и привёл к выводу о том, что права человека как единое целое не являются ни универсальными, ни естественными, и не могут быть таковыми. Впрочем, чтобы смягчить столь шокирующее для многих заключение, скажем так: не все права человека являются или могут быть универсальными. Если мы будем утверждать, что все права человека универсальны, непреложны, естественны и независимы от времени и пространства, нам придётся признать, что, скажем, обычаи племени яномами (обитающего в джунглях Амазонии на территории Бразилии и Венесуэлы), напоминающие образ жизни наших далёких предков тысячи лет тому назад, соответствуют принципам если не Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, то Всеобщей декларации прав человека 1948 года. В таком случае права человека будут сродни законам природы (законам тяготения или квантовой физики), открытия которых каким-нибудь Ньютоном или Эйнштейном от общественных наук приходится ждать веками.

В современном мире существуют общества, коренным образом отличающиеся друг от друга своими историческими традициями, уровнем экономического развития, религией и культурой. В одних главной ценностью является личность и удовлетворение её запросов и прихотей; другие выше личных свобод ставят общественные отношения и стабильность; третьи убеждены, что чем больше они страдают в этом мире, тем вернее попадут в рай, где попадут в объятия семидесяти двух девственниц. Если отдельные личности из разных сообществ способны переступить через этические нормы своей общины, выйти за рамки «моральной матрицы», а порой даже освоить несколько таких матриц и успешно пользоваться ими, то сами общины меняются гораздо медленнее, а навязанные им сверху или извне изменения могут иметь длительные негативные последствия. Эволюционный психолог Джонатан Хайдт предупреждает об опасности, которую несут в себе приверженцы нравственного монизма: «Бойтесь любого, кто настаивает на существовании одной-единственной истинной морали для всех, на все времена и все части света, особенно, если такая мораль покоится всего на одном моральном основании». Я бы добавил следующее: как правило, действия, основанные на постулате, не подкреплённом ни историческим опытом, ни современной практикой, попытки сделать людей, принадлежащих к столь разным обществам, более похожими друг на друга, использование для этого, в числе прочего, правозащитного дискурса, а также экспорт демократии и либеральных ценностей приводят не к демократии и торжеству прав человека, но к хаосу и разрушениям.

Рейн Мюллерсон
Глобализация с её гомогенизацией мира и гетерогенизацией отдельных сообществ уже сейчас создаёт проблемы, а, накопившись, они вскоре могут стать непреодолимыми, даже если не принимать в расчёт попытки искусственно ускорить ход этих процессов, пишет эксперт клуба «Валдай» Рейн Мюллерсон

Готов признать, что сегодня одни права являются (или, скорее, стали) универсальными, другие могут считаться таковыми, т.е. их универсальность (пока) не признана всеми, а часть из них могут стать универсальными в будущем, т.е. в принципе являются универсальными. Однако кроме этого существуют права, которые универсальными никогда не станут, т.е. права, которые существуют в одних обществах и отсутствуют в других. Впрочем, были и такие времена, когда права человека полностью отсутствовали, а Homo Sapiens уже ходил по планете. Могут быть и права, которые существуют теперь, но потеряют свою актуальность в будущем либо из-за сложившихся условий, делающих их осуществление невозможным, либо потому, что исчезло зло, которое то или иное право человека было призвано предотвратить или исправить. Может получиться и так, что, например, в силу глобализации перестанут существовать некоторые экономические и социальные права, ставшие естественными, например, для общества всеобщего благоденствия в скандинавских странах. Либо, напротив, хотя это и маловероятно, если бы некие ценности и фундаментальные интересы, которые в настоящее время гарантируются путём концептуализации в качестве прав человека, были полностью и окончательно удовлетворены, то гарантировать эти ценности и интересы через механизм прав человека не было бы необходимости.

В полном объёме права человека не являются ни универсальными, ни естественными. Вернее сказать, они могут быть настолько естественными, насколько естественны человеческие пороки. С исторической точки зрения, человеческие пороки носят более естественный характер, чем права человека. Практически все существующие ныне общества на протяжении тысячелетий были, говоря по-современному, ксенофобскими; боязнь чужих и недоверие к ним имеют более глубокие корни, чем открытость или даже простое любопытство в отношении иностранцев, и, как это хорошо заметно в наши дни, некоторые наши первобытные инстинкты отнюдь не изжиты. Всякий раз, когда жизнь становится трудной или случается нечто необычное и грозное, что прерывает привычное и относительно спокойное течение жизни, в людях начинают проявляться не только лучшие, но и худшие качества. Иными словами, в людях (конечно, в разной степени) есть что-то и от ангела, и от дьявола. Американский философ Ричард Рорти однажды проницательно заметил (а было это задолго до того, как в мире, и особенно в Европе, разразился нынешний миграционный кризис), что наше личное ощущение безопасности и сочувствие тем, кто не похож на нас и страждет где-то на краю земли, обычно идут рука об руку. Он писал: «Под ‘безопасностью’ я имею в виду условия жизни, свободные от рисков настолько, что наше отличие от других не является препятствием для самоуважения и уверенности в ценности своей жизни. Такими условиями пользовались американцы и европейцы (которые и придумали культуру прав человека), причём в гораздо большей степени, чем кто-либо другой». Но когда нашей безопасности что-то угрожает, особенно когда все эти страждущие чужаки с конца света начинают толпами прибывать туда, где живём мы, наше сочувствие к ним и их страданиям стремительно убывает. Конечно, всегда бывают отрадные исключения из правил, но многим куда проще сочувствовать жертвам нарушений прав человека с берегов Женевского озера (где происходят главные события в области правозащитной деятельности ООН), чем находиться рядом с ними, будь то в лагерях беженцев на Ближнем Востоке, или на улицах европейских столиц.

Так что права человека, в которых отражается всё хорошее и всё плохое, что есть в человеческом роде и в мире, присущи человеку, хотя и не обязательно человечны. Права человека являются социальным конструктом, призванным реагировать на нужды человека и исправлять человеческие пороки. Гарвардский профессор Алан Дершович кратко и верно сформулировал это в названии своей вышедшей в 2009 году книги «Rights from Wrongs», которое можно перевести как «права на защиту от пороков». Если бы не существовало человеческих пороков, несправедливостей, которые становятся неприемлемыми и неоправданными в глазах достаточного числа людей, то не было бы и прав человека. В них просто не было бы необходимости. В исторической ретроспективе появление концепции прав человека совпадает с образованием централизованных национальных государств, так называемых левиафанов средневековой Европы, где даже члены благородного сословия нуждались в защите своих интересов перед лицом всемогущих королей.

Случается, что права человека приобретают естественный характер в том смысле, что рассматриваются в качестве таковых членами общества, которые уже не представляют, как они жили без них раньше и как можно существовать без них в будущем. Впрочем, при всей своей естественности эти права не являются Божьим даром и не обусловлены человеческой природой. Их естественность является следствием длительного процесса эволюции конкретных человеческих обществ. Будь права человека чем-то естественным, не было бы нужды постоянно бороться за их соблюдение. Соответствующие требования выполнялись бы естественно, автоматически и практически без усилий. Что касается редких нарушений, то они бы считались не преступлениями, а отклонением от нормы, свойственным потерявшим рассудок психопатам, место которых было бы не за решёткой, а в медицинских учреждениях под наблюдением врачей. Вместо судов и полиции их ожидала бы бригада медиков, готовых немедленно приступить к спасению заблудших душ.

У концепции универсальных прав человека, несмотря на благие намерения её адептов и позитивные результаты, есть и тёмная сторона. Попытки нивелировать мир насильственным путём, намеренно подавляя несогласных, либо с искренней верой в то, что всё хорошее и правильное для нас столь же хорошо и правильно для остальных, разрушают страны и общественные связи, которые складывались в течение столетий, даже тысячелетий, и не подлежат быстрым изменениям. Поэтому можно только приветствовать следующее заявление премьер-министра Великобритании Терезы Мэй, сделанное во время визита в США в январе 2017 года: «Возврата к провальной политике прошлого не будет. Дни, когда Британия и Америка вмешивались в дела суверенных стран, пытаясь переделать мир по своему образу и подобию, ушли в прошлое». Премьер-министр дала твёрдое обещание не реанимировать «провальную политику прошлых лет», имея в виду военное вторжение в Ирак и Афганистан, и отказаться от принципа «либеральной интервенции», разработанного её предшественником Тони Блэром. Следует добавить, что неудачи сопутствовали не только военным интервенциям, но и попыткам вмешательства во внутренние дела других стран с помощью экономических санкций и политического давления. Всё это лишь усугубляло ситуацию. Прав был бывший министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин, когда говорил, что «демократия и права человека получат развитие в будущем не в силу предписаний и вмешательства со стороны Запада, а благодаря внутренней динамике отдельных сообществ». Совершенно верно! Из опыта так называемой «арабской весны», начало которой Запад горячо приветствовал, оказав революции широкую поддержку и помощь, видно, что торжества демократии и прав человека не получилось. Вместо этого произошла катастрофа; в регионе полыхает пожар, распространяя страх и страдания далеко за пределами границ. В таких условиях, чем меньше одни государства публично критикуют другие государства за несоблюдение прав человека, тем лучше не только для межгосударственных отношений, но и для прав человека.

Подготовленный для Мюнхенской конференции по безопасности 2017 года доклад полон пессимизма, и его название − «Постправда, постзапад, постпорядок» вызывает тревогу. Его авторы не скрывают обеспокоенности в связи с тем, что мир находится «на пороге постзападного века, в котором международные дела вершат незападные акторы, часто действуя параллельно или даже во вред тем самым многосторонним структурам, которые лежали в основе либерального миропорядка с 1945 года». «Вступаем ли мы в мир постпорядка»? – вопрошают авторы доклада. Впрочем, особых причин для пессимизма нет. Мир в целом, и особенно либеральные демократии, извлекли большую пользу из так называемого либерального миропорядка. Но любой порядок, будь то международный или национальный, не устанавливается навечно. Да и исключительно либеральным этот либеральный миропорядок и не был. Миром правили либеральные государства, пытавшиеся расширить границы своего либерального мира (особенно после распада СССР) и подвергавшие остракизму или даже уничтожению те сообщества, которые не желали или не могли принять либеральные принципы. Возможно, формирующийся на наших глазах новый международный порядок, основанный на многополярности, равновесии сил и межгосударственном согласии, не является либеральным в нынешнем понимании, но он гораздо более демократичен в том смысле, в каком эти термины – «либерализм»» и «демократия» – применяются в международных отношениях. В рамках этого миропорядка различия будут иметь право на существование не только внутри сообщества, как при либерализме, но и между ними. В этом отношении новый мир может оказаться даже более либеральным, чем международный порядок, существовавший после 1945 года. Во многих частях света концепцию прав человека ждут нелёгкие времена, и говорить об универсальности всех прав человека, возможно, будет ещё сложнее. Однако не стоит отчаиваться. Надо поставить правильный и честный диагноз нынешним кризисам. А методы лечения могут варьироваться в зависимости от регионов и сообществ. У истории нет конца; конец истории будет означать и конец человеческого рода; при этом зачастую выздоровление наступает только после кризиса.

Определение универсальности Merriam-Webster

универ · сал · я · ти

| \ ˌYü-nə- (ˌ) vər-ˈsa-lə-tē

: универсальность в ассортименте

определение универсальности от The Free Dictionary

Как высшее совершенство и универсальность «Илиады» и «Одиссеи» предали забвению все, что писали до гомеровские поэты, так эти же качества оказали парализующее влияние на преемников Гомера.Под универсальным я имею в виду то, как человек определенного типа будет иногда говорить или действовать в соответствии с законом вероятности или необходимости; и именно к этой универсальности стремится поэзия в именах, которые она присваивает персонажам. Я знаю, что, согласно общепринятому мнению, этот феномен белизны не признается главным фактором в преувеличении ужаса перед объектами, которые в остальном ужасны; ни для лишенного воображения ума нет ничего ужасного в тех явлениях, ужас которых для другого ума почти полностью состоит в этом одном явлении, особенно когда они проявляются в какой-либо форме, хотя бы приближающейся к немоте или универсальности.То, что я имею в виду под этими двумя утверждениями, может быть соответственно пояснено следующими примерами. Есть еще один момент, помимо отсутствия универсальности и необходимости, который важно понимать в отношении причин в указанном выше смысле, а именно отсутствие уникальности. .

Помимо этой универсальности символического языка, мы узнаем о божественности этого превосходного использования вещей, при котором мир представляет собой храм, стены которого покрыты эмблемами, изображениями и заповедями Божества, — в том, что есть нет факта в природе, который не несет в себе целостного смысла природы; и различия, которые мы проводим в событиях и делах, на низкое и высокое, честное и низкое, исчезают, когда природа используется как символ.

Данте хвалит за то, что он осмелился написать свою автобиографию колоссальным шифром или универсальностью. У нас еще не было в Америке гения с тираническим взором, который знал цену нашим несравненным материалам и видел в варварстве и материализме того времени еще один карнавал тех же богов, чьим изображением он так восхищается в Гомере; затем в средние века; затем в кальвинизме.

Меня спрашивали; Родители моих бывших учеников, собирая рассказы своих детей, слышали, что обо мне говорили как о талантливом, и они повторили это слово: звук, разносимый наугад, наконец дошел до ушей, которые, если бы не универсальность, никогда бы не услышали меня. достиг; и в тот самый кризис, когда я изо всех сил пытался и не знал, что делать, Фортуна однажды утром заглянула на меня, когда я сидел в мрачном и почти отчаянном раздумье на своей кровати и кивал с фамильярностью старого знакомого … хотя Бог знает, что я никогда не встречал ее раньше — и бросил приз мне на колени.Это казалось странным, даже ужасным, когда вы приходили к выводу об универсальности сантиментов; но это определенно был факт — они ненавидели свою работу. Тунис (TAP) — Тунисские ассоциации призвали в субботу в Тунисе закрепить в новой Конституции уважение прав человека в «их универсальности и полноте», отменить смертную казнь и объявить пытки уголовным преступлением. Пловцу на длинные дистанции было отведено « место универсальности », так как он далеко отстал от OST на 1500 м — 15 минут 43,74 секунды. В каком-то смысле оба мыслителя (отвергли те универсалии, которые суммируют и поглощают многих в мире). иллюзорный универсальный) представляют новый тип универсальности, который трудно себе представить, но соблазн уводит человека в открытое космополитическое пространство за пределами европоцентризма великих историй современности (Лиотар) или на другую сторону самореферентные определения, полученные в результате феноменологического анализа присутствия самому себе (Деррида).В качестве шага к восполнению этого пробела в литературе мы проверяем эффективность образовательной программы, основанной на тезисе универсальности.

Универсал | логика | Британника

Универсальный , в философии, сущность, используемая в метафизическом объяснении определенного типа того, что значит для вещей разделять черту, атрибут или качество или подпадать под один и тот же тип или естественный вид. Можно сказать, что пара вещей, похожих друг на друга любым из этих способов, имеет (или «иллюстрирует») общее свойство.Если, например, роза и пожарная машина одного цвета, они оба олицетворяют покраснение или свойство быть красным. Реалисты считают, что такой способ разговора об универсалиях является строго и буквально истинным: общее свойство — краснота — является третьей сущностью, отличной как от розы, так и от грузовика. Эти две вещи похожи друг на друга в силу того, что они находятся в одном и том же отношении («примерное воплощение») к этой третьей сущности, которая называется «универсальной», потому что она простирается на многие различные вещи или находится во многих других вещах.Номиналисты, с другой стороны, отвергают универсалии, утверждая, что нет необходимости предполагать дополнительную, довольно странную сущность — универсальную «красноту» — просто для объяснения того факта, что розы и пожарные машины похожи друг на друга.

Проблема универсалий — существуют ли они, и если да, то что именно — была доминирующей темой в древнегреческой философии, в средневековой схоластике и в западной философии в современный период (17-19 вв.) . Хотя дебаты об универсалиях больше не приводят к кулачным схваткам (как говорили схоластики), они остаются центральным элементом современной метафизики.Номиналисты по-прежнему противостоят реалистам, а сами реалисты по-прежнему резко разделены на тех, кто придерживается чего-то вроде концепции универсалий Платона, и тех, кто поддерживает концепцию Аристотеля. Реалисты также по-прежнему разделены на тех, кто постулирует множество универсалий, и тех, кто принимает очень немногие. Это разделение, в свою очередь, отражает фундаментальное разногласие между реалистами по поводу того, почему вообще следует верить в универсалии.

Платонический и аристотелевский реализм

Согласно традиционной интерпретации метафизики средних диалогов Платона, Платон утверждал, что демонстрация свойства — это вопрос несовершенного копирования сущности, которую он назвал формой, которая сама по себе является совершенным или чистым экземпляром рассматриваемого свойства.Некоторые вещи являются красными или красивыми, например, в силу их сходства с идеальной формой Красного или Прекрасного. Формы Платона абстрактны или трансцендентны, занимая область, полностью находящуюся вне пространства и времени. Они не могут повлиять или быть затронутыми каким-либо объектом или событием в физической вселенной.

Рафаэль: деталь из Афинской школы

Платон (слева) и Аристотель, деталь из Афинской школы , фреска Рафаэля, 1508–1511; в Stanza della Segnatura, Ватикан.Платон указывает на небеса и царство форм, Аристотель — на землю и царство вещей.

Альбом / Oronoz / SuperStock

Немногие философы теперь верят в такое «платоническое небо», по крайней мере, в том виде, в каком Платон изначально представлял его; «копирующая» теория примеров обычно отвергается. Тем не менее, многие современные и современные философы, включая Готлоба Фреге, раннего Бертрана Рассела, Алонзо Черча и Джорджа Билера, правильно называются «платоническими» реалистами, потому что они верили в универсалии, которые являются абстрактными или трансцендентными и которые не зависят от их существования. экземпляры.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту.
Подпишитесь сейчас

Аристотель отрицал, что пример универсального — это что-то вроде его копирования. Он расстался со всеми платоническими реалистами, заявив, что: (1) свойства материальных вещей «имманентны», т. Е. «В» вещах, которые их иллюстрируют, почти буквально, пространственно; и (2) свойства не существуют независимо от того, что их иллюстрирует. Обе эти идеи сохранились в некоторых современных теориях.Таким образом, сущности, которые Альфред Норт Уайтхед называл «объектами», кажутся универсалиями, прокладывающими свой путь в пространстве-времени, численно одинаковыми, где бы и когда бы они ни появлялись. Универсалии также имманентны согласно защитникам так называемой теории «связок» — таким философам, как Дэвид Юм и позднее Рассел, которые говорили, что индивиды — это просто пучки универсалий. Индивидуальный знак остановки, например, состоит из универсалии восьмиугольника, покраснения, твердости и так далее. Поскольку знак расположен в пространстве и во времени и не содержит ничего, кроме универсалий, сами универсалии должны находиться в пространстве и времени — они не могут быть там просто «из вежливости» в силу того, что образуются чем-то, что действительно находится в пространстве и времени.В теории, защищаемой современным австралийским философом Дэвидом Армстронгом, универсалии, возможно, не так имманентны, как согласно теоретикам связок, но тем не менее они подчиняются аристотелевскому «принципу конкретизации», поскольку ни одно универсальное не может существовать без экземпляров.

Средневековый и ранний современный номинализм

Проблема универсалий была, возможно, центральной темой средневековой западной философии. Незадолго до средневековья святой Августин защищал версию платонизма, отождествляя платонические формы с образцами, вечно существующими в разуме Бога.Хотя многие средневековые философы были в той или иной степени аристотелевскими реалистами, некоторые разработали разновидности номинализма. Уильям Оккам, например, утверждал, что вещи «имеют общие черты» в силу того, что между ними существуют объективные отношения сходства. Но он отрицал, что поддержание таких отношений требует, чтобы в самих вещах было что-то буквально одинаковое. Оккам объяснил человеческую способность мыслить и говорить в общих чертах, обращаясь к ментальным сущностям или концепциям, которые служат «естественными знаками» многих вещей, к которым они применяются.

Концептуализм Оккама мало кому понравился средневековыми философами. Но концептуализм того или иного сорта в сочетании с номинализмом занимал центральное место в философии британских эмпириков 17-18 веков Джона Локка, Джорджа Беркли и Юма.

Следует отметить, что существует много противоречий в применении терминов «концептуализм» и «номинализм». В этой статье «номиналист» используется как имя для всех противников реализма, некоторых из которых обычно называют «концептуалистами».Было бы наименее заблуждением зарезервировать термин «концептуализм» для определенных теорий о способности мыслить и говорить в общих чертах — теорий, которые, строго говоря, не конкурируют с реализмом или номинализмом, но которые на практике обычно сопровождают последний.

Универсальность и история

Универсальность и
История:

Бетон как норматив

Клас Г. Рин

[Из HUMANITAS, Том VI, No.1,
Осень 1992 / Зима
1993 © Национальный гуманитарный институт,
Вашингтон,
Округ Колумбия США]

Моральный нигилизм и релятивизм, кажется, не выдерживают академической
престиж
что им когда-то нравилось. Философов и других привлекают
существенный
числа к утверждениям универсальности, не только в эстетике и
эпистемология
но в этике. Если поставить под сомнение нигилизм и релятивизм, то можно предположить, что
интеллектуальное брожение и благоприятные условия для столь необходимого
философский
оживление, но новый интерес к универсальности может быть менее признаком
интеллектуального углубления, чем идеологической моды.Утверждения
из
моральным обязательствам обычно не хватает философской строгости, и они
во многих разных направлениях. Приводятся универсальные «ценности» или «права».
в поддержку традиционных иудео-христианских норм личного поведения
но
также «альтернативного образа жизни» в поддержку частной собственности и
Социальное
дифференциации, но и эгалитарной реконструкции общества, в
служба поддержки
минимального правительства, но также и социалистического коллективизма и так далее.В
понятие высшей морали, пожалуй, наиболее широко отождествляется с
сентиментальный
этика «сострадания» и «чувствительности». Еще одна распространенная марка
универсализм
провозглашает «демократию» целью всех обществ и опор
это
претензии с якобинскими призывами к «правам человека». Язык
этическое обязательство часто выглядит как прикрытие политических или иных
личные предпочтения, по которым носитель хотел бы претендовать на универсальные
санкция.

Утверждения «общечеловеческих ценностей», «моральных принципов»,
«права» и
следовательно, к подобным следует подходить с подозрением. Но распространение
философски сомнительных утверждений не должны сдерживать серьезных
пересмотр
смысла универсальности. Переосмысление отношений между
универсальность
и историческая особенность может быть непременным условием для
оживление
западной мысли.

Целью данной статьи является определение подхода к этическим и
другая универсальность
что заметно отличается от большинства современных утверждений морального
верно,
будь они философски серьезными или более идеологическими.Понимание
из
универсальность, которая подчеркивает не только напряжение
между
универсальность и особенность, но их взаимозависимость и целостность
связь. Это подход историзма, ориентированного на ценности.

Причины, по которым новое понимание универсальности
нужно много
и разнообразный. В эпистемологии абстрактные универсалистские материализации и
жесткость
стоять на пути правдивого объяснения динамики реальных человеческих
зная.В эстетике статичные, миметические представления о прекрасном
достаточно
чувствительны к тому, что вносится человеческим творчеством, и
отличительность
художественного видения. В этике абстрактный моральный абсолютизм порождает
план
подход к нравственной жизни и слабое чувство актуального морального
возможности
человеческого существования. Как и в случае с французскими якобинцами и их
потомки
такой подход легко превращает предполагаемые моральные принципы в моралистические
тирания.В более общем плане абстрактный моральный универсализм создает пропасть
между
философские положения и конкретный человеческий опыт. Это не
хорошо
подготовить человека к воплощению универсальности, в частности
действия.
Такой универсализм имеет тенденцию терять сущность морали в
просто
абстрактные соображения «добродетели», «добра», «справедливости» и «прав».
Проведение
сложное обсуждение, чтобы найти правильные формулировки или придумать
с правильным казуистическим применением «универсальных принципов»
приходит
казаться более значительным, чем собственно самосовершенствование или начинание
конкретный
хорошие действия.

Полезный первый шаг в переосмыслении взаимосвязи между
универсальность
и особенность может заключаться в рассмотрении конфликта в современном мире
между
два широких течения мысли по этому поводу. Краткий обзор
эти, казалось бы, несовместимые ориентации помогут сосредоточить внимание
на
суть философского вопроса. Будет подготовлена сцена для споров
тезис: универсальность следует искать, а не абстрактно
теоретический
«принципы» или другое неисторическое суждение или видение, но в конкретном
опыт;
этот нормативный авторитет, поскольку он существует для человека, находится в
исторический
особенности.Что такой тезис многим покажется странным и даже
как противоречие в терминах показывает насущную необходимость переосмысления
предмет. Распространенные и глубоко укоренившиеся привычки иметь дело с
проблема
универсальности и специфичности душат философское обновление.

Термин «универсальность» был использован здесь и будет использоваться
ниже к
относятся конкретно к структурам, которые инвестируют в существование с более высокой
а также
непреходящее значение.Но этот термин может также относиться к человеческой жизни.
широко
и указать на его характерные, повторяющиеся, неизбежные элементы, будь то
благоприятный
к или разрушительным для высших ценностей. Универсальность во втором смысле
имеет
коннотации, похожие на «природа человеческого состояния» или «что
жизнь
действительно нравится «. В этом обсуждении делается упор на
универсальность
в качестве нормативного, это значение будет найдено в восстановленном
понимание
здесь продвинуто, чтобы тесно переплетаться со вторым значением.В
контекст
покажет, где находится стресс. Подобное двойное значение
может
нести слово «реальность». Этот термин также может использоваться для обозначения
то, что завершает и придает ценность жизни, но также может относиться к большему
в целом
к элементам, которые всегда присутствуют в человеческом существовании, хороших и плохих
все вместе.
Следующий аргумент направлен против искусственного разделения.
нормативной универсальности из «жизни как она есть». Одна цель —
продемонстрировать
это универсальное благо, задуманное как полностью независимое от того, что
противодействует
это в мире очень сомнительный и потенциально опасный
абстракция.

Тем в современном мире, кто отвергает идею морали
универсальность,
большое разнообразие взглядов на содержание морального блага в настоящее время
а также
на протяжении всей истории подтверждает истинность морального нигилизма или релятивизма.
Не только различия между культурами, но и широкий спектр верований.
внутри каждого опровергает существование какого-либо единого стандарта добра. В
распространение
верований и образа жизни в современном западном обществе означает
Добро пожаловать
отказ от устаревших, статичных представлений о морали.Либерализм и
производная
течения продемонстрировали необходимость «плюрализма» для индивидуальных
Свобода
в постановке целей на жизнь. Этические предпочтения не должны навязываться
без. Для поддержания необходимого общественного порядка важно, чтобы
согласие пострадавших быть получено. Развивающийся консенсус
касательно
общее направление общества и пределы личной свободы должны
всегда
быть открытыми для пересмотра гражданами.

Среди сегодняшних защитников высшей морали многие видят
думая об этом
тип как представляющий изначально несовершенную «современность» или
«либерализм.»
Чтобы восстановить чувство всеобщего прежнего образа мыслей,
классический
или христианин, надо возродить. Изучение Платона и Аристотеля часто бывает
рекомендуемые
как обеспечение надлежащей основы для понимания этического права.
Философский
склонности такого рода вызывают беспокойство среди тех, кто
неизбежный
субъективность человеческих симпатий и антипатий, а также тех, кто думает о социальных и
политический
порядок с точки зрения общественного договора или прагматического консенсуса.К
релятивисты
и нигилистов, возрождение интереса к универсальности означает возвращение
к отвратительному моральному абсолютизму и предпочтению политических
авторитаризм.
Принятие трансцендентного источника морального порядка кажется равносильным
дисконтирование
или игнорирование личной индивидуальности и изменчивости обстоятельств.
Многие, кто сегодня исповедует веру в универсальность, подтверждают эти подозрения.
противопоставляя свою заботу о моральном праве заботе
за особенность, разнообразие и изменчивость человеческого существования.Они утверждают, что подчеркивать историческую природу жизни — значит
подорвать
должное внимание к универсальности. Исторически сложившаяся конвенция могла
в отдельных случаях способствовать добру, но традиция как таковая несет
нет морального и интеллектуального авторитета. Высший стандарт права
должен
быть независимым от исторически сложившихся убеждений и условий. Как еще
можно ли оценить меняющиеся особенности истории?

Платон ставит эталон добра выше того, что он считает
исторический
поток.Он связывает универсальное с восхождением из мира перемен.
и особенности. Высшее благо вечно и неизменно. Против
дисперсия Множества — упорядочивающий трансцендентный Единый.
Платонический
философия резко контрастирует с интеллектуальными течениями типа
уже
упомянули, что заявили об особенностях и субъективности
халатное отношение
универсальности. Более тонкий акцент предполагал много разных
формы — Локков,
романтик, экзистенциалист, постмодерн и т. д.Пропорционально
индивидуализм
и плюрализм отбросили давние моральные и другие предрассудки
Более старые западные традиции, они были склонны к крайностям субъективизма.
Неудивительно, что мыслители, которые противостоят этим эксцессам и
к предполагаемой угрозе общественному порядку следует проявлять интерес к греческому
философия с ее сильным утверждением универсальности и социальной
сплоченность.
Но возвращение к досовременным источникам слишком часто является обходным путем.
Глубже
философские вызовы современности, в частности, исторические
сознание и представление о конкретном универсальном, достижениях
пионер
немецкой философией.Критика историзации философии в
название
универсальных ценностей и истин обычно показывают неуклюжее понимание
более плодотворные идеи. Многие универсалисты оставляют впечатление, что
философский
современность в целом следует отвергнуть в пользу античных мыслителей
нравиться
Платон и Аристотель, или христианский мыслитель, такой как Фома Аквинский. На
В то же время их антимодернизм не мешает им читать различные
современные идеи возвращаются их любимым авторам.

Так мало ли оправданий для современного акцента?
на отдельных
свобода и плюрализм? Была ли связь между универсальностью и
особенность
адекватно понимаемый досовременной мыслью? Чтобы приблизиться к
универсального, следует ли нам избегать индивидуальности и специфики настолько, насколько
возможный? Является ли всеобщее благо чистым от нашего исторического существования? Делает
реальность лежат где-то еще?

Один выдающийся политический мыслитель, восхищающийся «древними».
за то
Лео Штраус — антиисторическое понятие универсальности.Его собственный способ
торговля
с универсальностью и специфичностью, хотя и с ограниченными внутренними
философский
важность, может проиллюстрировать общий современный подход к проблеме
который не ограничивается ни им, ни его последователями. Штраус не может зачать
о возможности того, что внимательное отношение к индивидуальности и
особенность
можно примирить с должной заботой об универсальности. Этот
Исключенный
возможность объясняет его двойственное отношение к Эдмунду Бёрку.На одном
рука,
Штраус считает практический консерватизм Берка полностью
соглашение»
с классической мыслью. Но, с другой стороны, мысль Берка
представляет
новый исторический акцент, который так или иначе связывает особенности,
разнообразие
и обстоятельства с тем, что является нормативным. Ассоциация
универсальность
с исторической индивидуальностью помогает подготовить почву для философских
катастрофические события, утверждает Штраус. Они разрушают древние
концентрация
о том, что правильно само по себе, независимо от исторических обстоятельств.В
центральный вопрос Штраус определяет следующим образом: «Ссора между
в конце концов, и, возможно, даже из
начало, статус «индивидуальности» »1.

Многие, кто заявляет о защите общечеловеческих ценностей
атаковать что
они называют «историзмом» вера в неизбежно историческую природу
человеческого существования. Историзм видит потребность в моральных и иных
суждение
быть информированным и адаптированным к опыту и индивидуальным
обстоятельства:
требование, сказанное антиистористами, подорвать всеобщее
стандарты.Прежде чем рассматривать правдоподобность этой критики, следует
принято к сведению
что с течением времени историзм принял самые разные формы, в том числе
некоторые недавние, которые подтолкнули историчность в сторону
отрицание
всей преемственности и смысла. В этом обсуждении «историзм» означает
в целом к историческому пониманию, которое возникло в восемнадцатом веке
Европа
и стал мощной философской силой в немецком
философия — то, что было названо Historismus.Используемый здесь термин
«историзм»
не обязательно включает в себя особые значения, которые он приобрел в
некоторые недавние размышления.

По мнению антиисторицистских защитников универсальности,
давая исторический
соображения влияют на определение морального права, чтобы скатиться в
релятивизм и нигилизм. История принадлежит потоку перемен и
по своей сути
неспособен обеспечить моральное руководство. Единственный источник
авторитетный
руководство есть причина.Штраус и его последователи установили резкую дихотомию
между исторически сложившимися стандартами и тем, что обнаружено разумом
в природе.» Следующий отрывок не только проводит различие между
два
но подчеркивает их противодействие.

Традиционное противоположно естественному в своем роде.
что стандарт
поведения, основанного только на соглашении людей, противоречит в своей
сущность
к стандарту, который возникнет из природы людей и вещей
независимо
человеческих соглашений.Стандарты, которые устанавливают мужчины, конечно
искусственный.
. . .

«Уважать условное, искусственное и
традиционный»
«до такой степени, чтобы отречься от природы и разума». 2
любой авторитет традиционного консенсуса указывает на пренебрежение к
универсальный
источник суждения. Подобные формулы, хотя они и повторяются,
раскрывать
упрощенное понимание взаимосвязи между универсальностью и
особенности.3

Под частично бессознательным влиянием
современный рационализм,
Поклонники антиисторизма греческой философии понимают универсальность
в более радикальной антиисторической манере, чем это было возможно в древних
Мир. Вопреки утверждениям Платона и Аристотеля эпистемологические
предположение
что не может быть никакого знания о двух мыслителях,
особенно
последние в своих философских
упражняться.Смысл диалогов Платона неотделим от
специфический
личности и состояния души, которые в них описаны. Сократ,
сразу приходит на ум человек — личность и философ в одном лице.
Художник-литератор, а точнее философ —
Платон
удается передать большую часть своего взгляда на жизнь через изображение
персонажи,
события и состояния опыта. Конкретное воплощает смысл.
Аристотеля
рассуждения в Никомаховой этике подразумевают некоторое знакомство с
часть
читателя с эмпирическими референтами различных терминов.Аристотеля
исследования широкого спектра бетонных материалов, в том числе особенности
большое количество «конституций» городов-государств свидетельствует об осознании того,
тем не мение
расплывчато, эта особенность в некотором роде познаваема и указывает на
универсальный.
Эта предполагаемая связь между частностью и универсальностью не является
адекватно
учтено в доктрине, что знание относится только к
универсалии.

Хотя греческие мыслители действительно думали о нормативной реальности
как существующие
выше и за пределами области изменений, анахронизм приписывать
для них, особенно для Аристотеля, чисто антиисторическая рациональность.Они
не обнаружил особенности и индивидуальности в современном понимании.
Они не обладали осознанной исторической выгодой, с которой
настоящее рассматривается как конспект и продукт прошлого. Они использовали
термин «история» отличается от нас. Они не могли строго
исключать
по их представлению о разуме то, о чем они лишь смутно
осведомленный. Такой универсализм, которого придерживаются сегодняшние
антиистористы
предполагает, по крайней мере, наощупь современное историческое восприятие, которое может
в то же время быть отклоненным.

Те, кто видит в Платоне представителя чисто антиисторического
рациональность
проявляют влияние современного абстракционизма. Штрауса
подписчики
обычно читают «древние» идеи, заимствованные из эпохи Просвещения.
а также
родственные философские течения. Сократ, например, появляется как
прото-Просвещение
фигура. Считается, что Платон имеет много общего с
Жан-Жак
Руссо или Аристотель с Джоном Локком.Эти современные мыслители
интерпретированный
в свете даже более поздних идей. Можно спросить о такой морали
абстракционизм вообще, если его концепция универсальности не
довольно часто
имеют большее сходство с этическими идеями, скажем, французских
Революция
чем к классическим представлениям об этическом благе4.

Великая философская прозорливость
претендовал на
точка зрения, что этическое и иное понимание должно формироваться отдельно от исторического
соображения,
но антиистористская ассоциация универсальности с абстрактным
рациональность
или другое неисторическое созерцание символизирует неосведомленность или пренебрежение
главный
философские возможности, принесенные последними двумя столетиями.Глубоко сидящий
предрассудки препятствуют распознаванию более глубокого значения и многого другого.
перспективные возможности современного исторического сознания.

Прежде чем перейти к совершенно иному подходу к универсальности
и особенности
следует добавить и подчеркнуть, что нежелание приспосабливаться к
исторический
обстоятельства или быть связанным другими способами с конкретным не ограничено
формам абстрактной рациональности. Избегание здесь и сейчас всегда
вовлекает взаимодействие между интеллектом и воображением.Желание
Отказ от исторического мира может означать воображение поэтов,
художники
или композиторов, но также и воображение авторов трактатов.
Доктрины
которые выглядят очень интеллектуально, могут оказаться
ближе
экзамен, вдохновленный мечтательным образным видением.

Творческий побег от того, что разочаровывает в реальной жизни
всегда
существовали, но последние двести лет предоставили особенно богатые
Флора
о том, что можно назвать фантазией.Человек
сугробы
в сферу своего собственного творчества, имеющую мало общего с
в
конкретные потребности и возможности реальной жизни, и именно для этого
причина, считается более удовлетворительной. Потворствуя этому качеству
воображение человеку не приходится сталкиваться с надоедливыми препятствиями и
обременительные обязанности существующего мира. Этот тип
воображение
могут быть противопоставлены другим формам, художественным или иным, которые,
хотя
они создают или рассматривают возможности, персонажей и события, которые
не обязательно исторически существовать, тем не менее пронизаны
сильный
чувство реализма и ограничений, ощущение того, что жизнь может и не может
стали.Воображение побега выражает стремление оказаться в другом месте,
пользоваться гораздо более удовлетворительными условиями, чем в нынешнем мире.
предложение.
Особенности сновидений этого типа могут сильно различаться от человека к человеку.
человек. Он может, например, упиваться ностальгией по прошлому, пастырской
мечты, мечты о свободной эротической любви или добродетельные видения общества
преобразованный. За последние два столетия воображение мечтаний
имеет
все больше отказывался ограничиваться быстро проходящими рейсами
изысканный.Он создал сложные видения, которые носитель вкладывает в
большую ценность и значение, чем мир, в котором мы действуем. Для многих
люди это качество воображения стало постоянным сопровождением
повседневной жизни, источник хронического недовольства вещами, поскольку они
находятся.
Человек все больше погружается в свой любимый сон и использует его.
в виде
модель для критики существующего мира, который кажется все более скучным,
нет, невыносимо.

Воображение мечтаний — это
антиисторический или антиисторический
не только в том смысле, что как воображение, это интуитивное видение и
не восприятие исторической правды.Это неисторично или
антиисторический
также в том особом смысле, в котором он обычно игнорирует или проигнорирует
вниз
важные факты состояния человека, известные живому, действующему человеку
существа. Хотя эта форма избегания привлекает и привлекает
воображение,
было бы серьезной ошибкой рассматривать это как не имеющее отношения к способам
дисконтирование
исторические реалии, которые кажутся более рациональными или научными. На
Напротив, доктринальные, философские утверждения всегда предполагают
лежащее в основе качество воображения, уклончивое или большее
реалистично
что ориентирует автора.Чтобы упомянуть несколько человек, которые
казаться
влюбленные в научный подход, Бэкон, Конт и Маркс сильно
под влиянием образного видения нового мира. То же самое и с
другие якобы сухие и рационалистические мыслители, такие как Джон Локк или
Джон Стюарт Милль. Действительно, уместно спросить, привлекает ли
некоторые рационалистические или сциентистские доктрины не менее
чисто интеллектуальное содержание, чем в интуитивном видении, к которому они
дать интеллектуальное выражение.Кто-нибудь когда-нибудь стал социалистом
поглощающий
строго технические рассуждения Das Kapital или либерала
по аналогии
поглощение Второго трактата Локка? 6

Если все доктрины получат некоторые из своих
структура и
вдохновение из определенного качества воображения, нет
вопрос
отрицания того, что некоторые теории, как теории, имеют эффект
пренебрежительный
история. Различные виды философского абстракционизма более или менее
умышленно
изолировать себя от конкретного и реального, став
поглощен
в чисто теоретические или «идеальные» положения.

Среди философов, которые
подготовил почву для более исторического, более
тонкое понимание отношения универсального к
специфический,
Гегель, несмотря на серьезные недостатки, является новаторской фигурой. Его
Лучший
идеи были значительно усилены и получили более ясную форму благодаря
Итальянский
Бенедетто Кроче, возможно, величайший технический и систематический
философ
нашего века.Гегелевский и неогегелевский историзм иногда
обращается к сомнительным типам философствования, включая
схематизация
истории, прогрессизма и монистско-пантеистического размытия хорошего
и зло — но этим тенденциям можно противостоять в пользу более плодотворных
штаммы в рамках этой традиции. Среди первых участников
новый
историческое сознание в англосаксонском мире, Эдмунд Берк выступает
вне. Берк не склонен к тем же слабостям, что и гегелевский историзм.Хотя он не философ в том же строгом смысле, как Кроче, его
понимание общества и личности как части развивающейся
исторический
Целое представляет собой заметное углубление социальной и политической мысли.
От
выборочно опираясь на этих и родственных им мыслителей, идея
универсальность
может быть восстановлен.

Выбор между современной и досовременной мыслью нереален.
возможность.
Полезно и необходимо, поскольку для многих целей классификация и маркировка
течения идей, такие дифференциации следует понимать как
творения
из
удобство и не может быть ошибочно принято за резкое разделение внутри бетона
реальность
сам.Актуальная мысль отмечена постоянными компромиссами между
точки
взглядов и бросает вызов четким границам абстрактных категорий. Сегодняшний
например, сторонниками «современности» или «досовременности» являются
сами себя
продукты каждого. Недавно изобретенная категория, «постмодернизм»,
май
полезно добавить к типологии западной мысли некоторые аналитические
цели,
но этот термин тоже страдает от некоторого упрощения, которое должно
в большей или меньшей степени характеризуют любую классификационную схему
это
тип.7 Обычно используется
понятие
постмодернизма довольно подвижен и предполагает эклектичный
понимание
современности. В чем-то постмодернизм выглядит как вариант или
мутация
«современности». С другой точки зрения, постмодернистская критика
современность
можно рассматривать как создание возможностей для пересмотра некоторых досовременных идей.
Пока
признавая всегда острую потребность в классификациях, определениях
а также
общие условия, важно принять меры против опасности
редукционизм
и против жестко укоренившихся предубеждений о том, какие идеи принадлежат
не принадлежат друг другу.Особенно в настоящем историческом
обстоятельства,
открытость новым и, возможно, неожиданным философским сочетаниям
а также
синтезы в порядке.

Центральные классические и иудео-христианские идеи могут быть
разработан и
усилен за счет использования основных достижений западной философии
в последние два с половиной века. Верно и обратное.
Конкретно,
можно совместить признание универсальности с
историст
признание особенностей, разнообразия и изменчивости
человек
существование.Это воссоздание и синтез философских элементов
это то, что здесь называется историзмом, ориентированным на ценности. В последнем
перспектива,
не только настоящая универсальность не отделена от деталей
история;
считается, что оно присутствует в человеческом сознании только в конкретной форме.
Этическая универсальность в то же время превосходит историческую
опыт
и имманентно ему — высказывание не противоречивое, а выразительное.
диалектической природы действительности.Ирвинг Бэббит пишет: «Потому что
один
может сразу ощутить элемент единства в вещах, он не
следить
что один оправдан в создании мира сущностей или сущностей
или же
«идеи» над потоком »8.

Современный антиисторический морализм принимает
крайний
тенденция, которая всегда более или менее присутствовала в традиционных
Западный
этика, склонность не вступать в реальный контакт с конкретным
текстура
повседневной человеческой жизни.Например, в политической философии
казалось опасным слишком тесно связывать мораль с обычным
земной
жизнь, которая действительно недостойна этого и которая может испортить ее
примеси.
Лучше благородной душе оставаться в стороне. Платоновские моральные и политические
философия содержит разные направления, и ее нелегко разделить на категории,
но
он предлагает много ярких примеров нежелания иметь дело с
Мир
как есть. Платон даже пытается доказать моральное превосходство
снятие
из политики, как обычно.В седьмом письме он выплескивает
личный
отвращение к участию в реальной политике, в отличие от
созерцая
идеальные предложения. Пренебрегая конкретными моральными возможностями
мир далек от всей правды о платонической моральной философии, и
в более поздних западных моральных спекуляциях эта тенденция была смягчена
другие факторы. И все же любовь к моральным абстракциям — «идеалам» —
ухоженный
отвлечь внимание от реальных жизненных ситуаций и создать
отсутствие готовности и умения действовать здесь и сейчас.Макиавелли
критика старой политической мысли за ее меньший интерес
«вещи такими, какие они есть на самом деле», чем придумывать модели для
подражание
может быть в какой-то мере заражен сомнительными мотивами, но, безусловно,
соответствующий
бросить вызов морализму, который почему-то всегда оставляет
политик
в убыток из-за несовершенных, напряженных и обременительных обстоятельств в
который он должен действовать — морализм, который также заслуживает уважения за то, что он так благородно
балансирует вне борьбы.9

Сегодняшние критики морали
релятивизм
и нигилизм, чтобы утверждать существование универсальных принципов и
внимание
благородство этих принципов, о чем свидетельствует их удаленность от
несовершенный
и часто неприятная практическая реальность. Возможность того, что морализм
этого типа на самом деле является уклонением от конкретных потребностей этической
обязательство
необходимо серьезно рассмотреть. Кроче пишет об антиисторизме
моралисты
что они стремятся «вывести мораль за рамки истории, и
подумайте, чтобы возвысить его, чтобы его можно было приятно почитать издалека и
заброшенный из-под рукой.«10
неподкупная преданность воображаемой чистой добродетели может скрыть
нежелание
столкнуться с реальным миром и неспособностью понять его действительный
возможности,
отречение, которое, тем не менее, сопровождается самовосхвалением.

Некоторые писатели, которые сегодня пытаются вернуться к старому западному
традиции
в социальной и политической мысли призывают трансцендентную духовную реальность
а также
мистический опыт. Но эта реальность часто воспринимается так слабо и
настолько слабо связан с обычным, имманентным миром, что его конкретный,
конкретные последствия и последствия того, как жить, остаются неясными.Если
трансцендентное не рассматривается как возможность структурировать конкретное
существование, но рассматривается скорее как уводящая человека от потребности
утверждать
воли, воображения и разума в настоящем, этот жанр попадает в
упомянутый образец добродетельного ухода. Такой побег должен
нет
быть перепутанным с особенным и редким видом потустороннего мира, известным
религии, которые предполагают отречение от мира в каком-то смысле, но
который также сталкивается с препятствиями и требованиями, с которыми он должен столкнуться в
конкретный
действие.Это стремление к святости воплощает свое стремление в
прагматичный,
практичное поведение. Что выглядит сомнительным с точки зрения
ценностно-ориентированный
историзм — это форма духовности, которая игнорирует имманентный мир
и бросает тень на средства, необходимые для действий в этом мире — на
компромисс
политика, самоутверждение, власть, экономические ресурсы и т. д. — и это
считает
его руки чисты, потому что он не прикасался к таким некачественным товарам.

Провал в таком большом количестве современных дискуссий по подключению
этическая универсальность
с исторической спецификой позволяет различным заявителям
уместите громкий язык универсальности.Если этично
универсальность
не воплощается в конкретных стремлениях определенного качества и
направление,
общие термины, такие как «универсальные ценности» и «трансцендентное», могут
иметь в виду
все и ничего.

III

Ценностно-ориентированный историзм
предполагает не только возможное напряжение между
но синтез универсальности и особенности. Это важно
показать, в каком смысле исторический опыт человека может проявлять
универсальный.Следует также обратить внимание на недостаток антиисторического взгляда на универсальность.
разъясненный
способствовать.

Объяснение сосуществования универсальности и специфичности
сложный
преобладанием неопределенно эмпирических представлений об опыте.
Опыт
обычно рассматривается как производное от «чувств», точка зрения, которая производит
усеченное представление о том, что лежит в конкретном и прямом человеческом
опасение.
Считается, что опыт относится к мирской, «чувственной» реальности, тогда как
«высшие ценности» надо искать в какой-то другой сфере.Так должно быть
сделал
ясно, что опыт здесь не понимается эмпирически в
обычный
смысл. Это относится ко всему, что входит в человеческое сознание, к
в
весь спектр осознания человеком того, что значит быть человеком.
Опыт
включает жизнь нравственности, религии, политики, экономики, искусства и
знание. Частью этого целого являются возбуждение и удовлетворение
добро, правда и красота.

Последние три качества традиционно считались
рассматривается
как универсальные ценности и императивы человеческого существования.Вот они
имеют
вместе говорилось об универсальном в единственном числе. Croce
представляет
убедительные аргументы в пользу добавления к триаде добра, истины и
Красота
«экономичный» или «полезный». Последнее — качество эффективности.
что делает любую человеческую деятельность достойной восхищения или презрения,
просто
исправная и связная. Поскольку настоящее обсуждение касается в первую очередь
с универсальностью в целом способы, которыми добро, правда, красота
и экономики различаются и взаимодействуют не нуждаются в разработке.Речь идет о
предположение, что универсальность проявляется в конкретных деталях11.

Как история соотносится с чувством
универсальный?
У всех обществ и поколений есть свои особенности, слепые пятна,
партизан
озабоченности, области особого невежества и другие слабости, которые
затемнять
универсальный. Они должны постоянно помнить о возможном присутствии
таких слабостей и попытаться найти выход из них.Что Гете
звонки
«массы всемирной истории» — это богатая запись того, что человечество
кованый
в мире на протяжении веков. Он говорит о том, что может содержать жизнь —
завидное, незавидное, равнодушное и устрашающее.
Осведомленность
высот человеческих достижений и грубых ошибок, допущенных ранее
помогает
предупреждать определенное поколение или общество о его собственных недостатках и о том, как они
может освободиться от них. Знакомство с историей служит корректирующим
к
ограничивающие предубеждения времени и места и обогащают человека
смысл
того, что имеет подлинную и непреходящую ценность.

Чтобы улучшить себя или общество, необходимо
вообразить что-то
лучше того, что существует в настоящее время. Но здесь два очень разных
подходы
возможны. Один из них — воспитать исторически обоснованное чувство
какие
достижения лежат в сфере возможного, и чтобы понять суть
сильные и слабые стороны своего времени через исторические
сравнения,
так что мелиоративные меры приспособлены к особым потребностям и
возможности
данных исторических обстоятельств.Другой возможный подход —
определять
«идеал» вне исторических соображений и искать его
выполнение.
В последнем случае то, что должно быть, считается очевидным из
идеальный
сам. Напоминания о реальном опыте человечества или о
ограничения
навязываемые существующими обстоятельствами не приветствуются и даже могут показаться
продукты извращенного обструкционизма.

Жан-Жак Руссо хочет заменить существующее общество
один смоделированный
после его собственного представления о том, что должно быть.Формулируя идеал, он
протекает независимо от человеческой жизни, какой мы ее знаем. Его второй
Дискурс
предлагает своего рода историю, написанную частично для объяснения великих зол
что
постигли человечество и дискредитировали существующие общества, но
не претендовать на историческую правду. Руссо знает, что факты
реальная история может противоречить его рассуждениям, и он рассматривает их как
не имеющий отношения
к его цели. «Итак, начнем, — пишет он, — с установления всех
в
факты в сторону, поскольку они не влияют на вопрос.» Его
псевдоисторический
счет изначальной добродетели и свободы человека,
все
сделать с его моделью нового политического порядка, предваряется
утверждение
что «исследования, которые могут быть предприняты по этой теме
должен
не приниматься за исторические истины, а только за гипотетические и
условный
рассуждений ».
размышления
о человеческой природе и обществе считаются не менее заслуживающими доверия
игнорируя
конкретные исторические свидетельства.

Эдмунд Берк, напротив, связывает способность улучшать
с готовностью
усвоить уроки истории человечества. Берк очень восхищается
частные лица
исключительной мудрости и добродетели и будет сильно опираться на их
совет,
но он также отвергает как поверхностную и опасную идею о том, что
мог
заменит медленно накапливающееся понимание и опыт
человек
гонки абстрактно и автономно задуманные идеи определенного
физическое лицо
или группа.Понятие антиисторического просвещения игнорирует не только
интеллектуальные и другие ограничения человека, но зависимость
из
каждый человек и поколение по предыдущим поколениям.

Таким образом, существуют два противоположных подхода к улучшению себя или общества.
выдающийся
очень разными оценками значения актуальных исторических
опыт. Противятся историческим соображениям как не относящимся к
формулирование
идеал и как поднимающий вопросы о возможности или
желательность
принятия его.Второй подход не доверяет абстрактным моделям и
реально развивать высшие возможности исторических обстоятельств
под рукой.

Историзм, ориентированный на ценности, не предполагает неизбежности
прогресса.
Таким успехам, которые делает человечество, всегда грозят ошибки,
регресс и полнейшая лень. Поскольку в истории тоже есть плохое
в виде
благо и возможности настоящего указывают на разные
направления,
способность различать важна.Что должно быть лучше
понял
в том, что между этой способностью существует жизненно важная и необходимая связь.
и исторический смысл. Они связаны, потому что мы различаем
универсальность
в конкретном опыте. Все, что может лежать за пределами нашего сознания
является
только то, снаружи — недоступное для критического изучения. Человек
ориентирован на высшие возможности жизни, подвергаясь воздействию конкретных
примеры добра, правды и красоты. Эти подробности воплощают
универсальный
однако неидеально.В той мере, в какой они волнуют индивидуальную душу,
жизнь тянется в определенном направлении. На основе таких
опасение
можно сформулировать философские термины и определения для
хорошо,
истинное и прекрасное, но эти интеллектуальные артикуляции
нет
идеационные абстракции; они дают концептуальное выражение
эмпирический
подробности.

Отличительное качество и нормативный авторитет
универсальные ценности
стать известным человеку в конкретных случаях нравственного действия,
мысль
и искусство.Через них опыт структурируется и направляется способами
что
вкладывайте в жизнь особое значение. Если общество в целом придет к
Поделиться
в этом смысле новые поколения могут быть приобщены к реальности
эти
значения. Цивилизованное наследие чревато новыми возможностями для
понимая
универсальный. Доброта, правда и красота никогда не исчерпываются их
исторические подробности, но указывают на них самих и их собственные
обстоятельства.

В определенном смысле, которое будет объяснено позже, общество
обогащенный
путем встраивания в нее все новых проявлений универсальных ценностей.
каноны.Устанавливает ли тогда накопление примеров поистине авторитетный
стандарт
для общества? Что насчет традиции? Некоторые ссылаются на традицию как на хранилище
устойчивых, постоянных «принципов». В разгар вечных изменений
»
традиция «лежит непоколебимо. Наша задача, по их мнению, — стремиться соответствовать
наш
живет согласно мудрым предписаниям традиции и защищает ее
против
требования к «актуальности». Хотя слабо осознает связь между
исторический
опыт и нормативный авторитет, традиционализм этого типа
гипостатизирует
универсальный.Его приверженность овеществленным абстрактным «урокам истории».
стремится разорвать связь с историческим миром. Это становится
Другой
пример ухода от реальных возможностей
человек
существование, которое уже обсуждалось.

Заявление о том, что раз и навсегда удалось добиться универсальности, является
в результате
отрицание исторической природы человеческого существования. Поддержание или
углубление
на самом деле ощущение универсального — это не просто копирование
стандарт
уже в распоряжении человечества.Универсальность — постоянное открытие
требуя бесконечного переосмысления добра, истины и красоты. Только
через
творчество и обновление могут быть сохранены в вечно меняющемся
исторический
обстоятельства, некоторые из которых могут быть резко враждебны цивилизованным
задача. При попытке простого повторения прошлого традиционализм проигрывает
эмпирическая реальность добра, истины и красоты во все большей
пустые формы и процедуры. Слабость этого предпочтения
учредил
пути становится особенно очевидным в историческую эпоху, когда широко
расходящийся
взгляды на человеческое благо развивают силу в пределах одной цивилизации и
составлять
конкурирующие традиции.На каких основаниях конвенционализм может благоприятствовать
традиция
над другим? Из-за его старшего возраста?

Традиционный формализм оставляет человечество великой моралью,
философские и
эстетические достижения в прошлом. Он пытается жить за счет их
репутация
и оказывают влияние на их имя. Но чтобы эти работы приобрели
подлинный
авторитет и побуждать людей своим примером они должны были бы раскрыть
их
внутренняя ценность в настоящем.Людям, живущим сейчас, придется сделать
их
их собственные в смысле приспособления их к их собственному опыту
а также
особые обстоятельства. Старые примеры добра, правды и
Красота
должны ожить, помогая сформулировать и расширить индивидуальные
собственный
ощупью чувство универсальности. Они должны говорить прямо с глубоко
чувствовал
потребности здесь и сейчас занимают свое место среди работ
современный
Мир. Они не могут этого сделать, если обществу каким-то образом не удалось подготовить
его члены впитывают их смысл.

Убедительный опыт, в котором универсальность
конкретизированный находится на
то же время и неотличимо от особого и уникального
физическое лицо
и человечества в целом. В той мере, в какой традиция может
соединять
человек с универсальным, в этом смысле живое прошлое. в
опыт
конкретного человека, традиция в лучшем виде объединяет прошлое и настоящее
в новом, прямом понимании универсальности.Изнутри жизни
сознание
стойкости к высшему благу, личная и общественная жизнь может быть непрерывно
оценен.
Устаревшие и формалистические привычки и условности могут быть идентифицированы и
пропаленный
в пользу способов, которые лучше проявляют универсальное. Звук
традиция
это одновременно зависимость и автономия от прошлого.

Радикалы часто противопоставляют традиции и защищают их.
консерваторами.
Но если под традицией подразумевается живая преемственность, то необходимость
лежит в основе
каждое новое творческое достижение, «радикализм» и «консерватизм»
но способы маркировки одинаково необходимых и взаимозависимых штаммов
в
цивилизационный процесс, который неотличимо обновляется и
сохранение.

Джон Дьюи не совсем признает существование
универсальность как здесь
понял. Но он подчеркивает важность преемственности. Он полностью
отвергает
радикализм, который без разбора наносит удары по наследству.
Комментирование
о том, что он считает опасным элементом в философии Генриха
Бергсон,
Дьюи пишет:

Слепая творческая сила, скорее всего, окажется
разрушительный, как
творческий; жизненно важная ‚земля может получать удовольствие от войны, а не от кропотливой
искусство
цивилизации, и мистическая трата будет плохой заменой
подробный
работа интеллекта, воплощенного в обычаях и учреждениях, который
создает
с помощью гибких непрерывных приспособлений реорганизации.13

Дьюи не размещает свой знаменитый
упор на
необходимость постоянных прагматических экспериментов и адаптации к
обстоятельство
в отличие от ранее описанного исторического смысла.
Действительно,
следующий отрывок из Дьюи может служить кратким изложением
историзм
который здесь был набросан, тот, который на самом деле подчеркивает
консервативный
боковая сторона:

Мы, живущие сейчас, являемся частью человечества, которое простирается на
удаленный
прошлое, человечество взаимодействовало с природой.Вещи
цивилизация
мы больше всего ценим не самих себя. Они существуют по милости дел
а также
страдания непрерывного человеческого сообщества, связующим звеном которого мы являемся.
Наш
несет ответственность за сохранение, передачу, исправление и
расширение
наследие ценностей, которые мы получили, что те, кто придут после нас
май
получить его более надежным и безопасным, более доступным и более
щедро
поделился, чем мы его получили14.

Философия Дьюи в целом остро
критический
универсализма, который ищет реальность в сущностях за пределами актуального
Мир.Несмотря на то, что кажется открытием универсального в его собственном
прагматизм,
он не стремится к возможности воссоздать понимание
универсальность. В процитированных отрывках подразумевается лишь универсальность.
В
цель настоящего обсуждения состоит в том, чтобы осознать и более
систематический
осознание универсальности, которая становится конкретной в исторической
особенности.

Антиистористу
универсализм, разговоры о возможном объединении универсального
и конкретное звучит как одобрение того, что подбрасывается
по истории.В историческом рассуждении отсутствуют категории для отношений
что
динамично и взаимно. Объясняя, как историческая особенность и
универсальный
ценности могут быть тесно связаны, действительно идентичны, усложняется
в
моральная, интеллектуальная и культурная напряженность в современных западных
общество,
что, кажется, противоречит возможности обретения универсальности внутри
история. Многие реагируют на появление конкурирующих традиций и
неурегулированный
условий, ища твердый стандарт суждения полностью вне
в
поток обстоятельств.Антиистористы предпочитают абстрактные размышления
а также
«принципы» или какое-то другое отклонение от «здесь и сейчас».
Ценностно-ориентированный
историзм идет другим путем. Если какие-то исторические силы сегодня
разрушают высшие возможности человеческого существования, те
развитие событий не подрывает представления о том, что универсальность, когда
проявляет себя, делает это только в исторических, опытных подробностях. К
подчеркивать историческую особенность универсального — не отрицать
необходимость морального, эстетического и философского различения между
исторический
токи и возможности.Напротив, поскольку универсальный и
в
исторические существуют в одновременном синтезе и напряжении, повышенном и
требуются более тонкие способности различения.

Но разве можно утверждать, с одной стороны, что
Это необходимо
выбирать среди материалов исторического опыта и утверждать,
с другой стороны, эта универсальность, носитель нормативного
власть,
проявляется в конкретных подробностях? Как могло то, что есть
сам
исторические предоставить стандарт для оценки истории? К антиисторическому
рассуждение
такая идея кажется явно противоречивой.Критерий суждения
и объект суждения, норма и явление, безусловно, должны быть
отдельно, поскольку мерный стержень отличается от того, что он измеряет. К
предположение, что опыт сам по себе может быть убедительным и нормативным,
антиисторист
универсализм возразит, что многие разные переживания могут показаться
ценный.
Поскольку то, что кажется в некотором роде удовлетворяющим, сильно варьируется от
человек
человеку и даже время от времени в одном и том же человеке
критерий
вне всякого конкретного опыта необходимо для определения того, что
поистине благородный и неблагородный.Широко истолкованное, это возражение действительно
содержать
зерно истины, но оно проистекает из деспотичного овеществления
универсальность
и человеческий опыт, который превращает их в отдельные сущности без
любые целостные отношения.

Некоторые конкретные иллюстрации могут помочь объяснить
одновременное напряжение
и синтез универсальности и особенности. Подумайте о воспитании
а также
образование в лучшем виде. Это формирование личности может быть
видимый
аналогично моральному, интеллектуальному и эстетическому созреванию
целое поколение или целая цивилизация на протяжении веков.В
у ребенка пробуждающееся чувство ценностей формулируется и расширяется с помощью
нормы, личные примеры, рассказы, музыка, игры, одежда, еда,
и т.п.
которому подвергается ребенок. Все это вместе передает
молодой
человек, в конкретной форме, представление о том, что есть и чем должна быть жизнь. Этот
раннее формирование — это приобщение к универсальному, как известно
цивилизация.
Со временем универсальное становится более полно артикулированным в опыте как
продолжается поглощение морального, культурного и философского наследия
на все более продвинутых уровнях.

Важно отметить, что физическое лицо не
пассивно и некритично
принять внешние стандарты. Универсальность медленно выходит из
диалектическая встреча между собственным нащупывающим чувством человека
значения
и богатства цивилизации. Взрослеющий молодой человек, особенно
если
чувствительный и одаренный, начинает замечать диссонансы между
рекомендации
родителей, учителей и других людей, а также этические принципы его собственного развития,
эстетический
и интеллектуальная чувствительность.В детстве предубеждения родителей могут
оказали подавляющее влияние, но даже тогда независимое чувство
ценностей волновались в человеке, и были пределы того, насколько
вкус ребенка можно было сформировать.

Первоначально лишенная тонкости чувствительность молодых
человек в конце концов
становится более острым и разносторонним по мере того, как он оспаривается и переосмысляется
новым этическим, эстетическим и интеллектуальным опытом.Сказки,
мелодии
и рифмы, которые увлекали ребенка, считаются инфантильными
по сравнению с поэзией и симфониями, которые значительно расширили
индивидуальный
эмпирический диапазон. Эстетическая чувствительность, которая когда-то волновала
мультфильмы
и иллюстрации в детских книгах начинают дорожить картинами
из
Рембрандт. Любопытство по поводу природы себя и мира, которое в
детство удовлетворялось сильно упрощенными объяснениями, в конце концов
находит выражение в тщательном и систематическом изучении истории,
философия
и наука.В этическом центре личности совесть
начинается
ориентироваться в жизни в раннем возрасте. Артикуляция чувств человека
морального долга вскоре выходит за рамки простых норм, установленных
родители или моральные уроки детских сказок. С расширением
диапазон практического опыта и расширение знаний философии и
Изобразительное искусство
может развиться более глубокое, полное и сложное чувство морали
обязанность,
тот, который все больше и больше отмечается моральной автономией в том смысле, что
в
этическая совесть ощущается лично и остро.Однако выгодно
обстоятельства человека, только его собственный выбор может дать
этический
структура личности. Этически чувствительные и целеустремленные
физическое лицо
осудит собственное эгоистическое потакание своим слабостям в пользу
постепенно
обнаружил и более глубоко удовлетворяет качество жизни. За долгое время
время,
нравственные привычки и индивидуальные действия, установленные и выполняемые в
иногда
сложная внутренняя борьба с противоположными наклонностями, создание определенного
характер, эмпирический характер которого таков, что придает более высокий смысл
жизнь.Аристотель использует слово eudaimonia (счастье), чтобы говорить о
специальный
чувство одновременно личного и безличного удовлетворения, которое
полученные результаты
от долгих попыток и все более успешных поступков в правильном направлении
скорее
чем то, что легко и приятно на мгновение.

Когда человек вступает во взрослую жизнь, влияние родителей
учителя,
наставники, герои и прочие могут начать слабеть. Иногда человек
должен
возражать против установленных властей, потому что они считаются несовершенными
его собственное чувство добра, истины и прекрасного.Он может чувствовать
вынужден
бросить им вызов своим собственным творческим выражением того же
значения.
Поступая так, человек следует стандарту, который в некотором смысле очень
собственный: он знает его авторитет на личном опыте и применяет его в
его собственные обстоятельства посредством его собственных уникальных творческих даров. Но
в
стандарт в то же время независим и безличен в том, что он
чувствовал
быть обязательным не только для человека, но и для всех людей.В
специфический
человек не может контролировать свои симпатии и антипатии. Безжалостно порицает
нарушения
своего авторитета. Это протест против нарушения или уменьшения
стандарт
и восстановить или укрепить свой авторитет, который действительно конструктивный бунтарь
предпринимает действия, будь то в сфере морали, искусства или философии.

Моральные агенты, мыслители и художники свободны предавать
хорошо,
правда и красиво и часто так делают. Но самые лучшие и самые
честный
среди них в определенном смысле также всецело связаны с этими универсальными
императивы.Они могут быть в мире с собой, только почитая их в их
жизнь
и работа. Если они предают их, они являются частью самих себя
болезненно
осознает нереализованный высший потенциал. Моральный актер знает, когда он
уклоняется от ответственности и успокаивается оправданиями. В
мыслитель
знает, когда он менее самокритичен и ускользает от
неудобный
и тревожные идеи, тем самым ослабляя приверженность истине. Художник
знает, когда он позволяет лени или угождать народным вкусам
вторгаться
на эстетическом обязательстве отдавать только лучшее.Мораль,
интеллектуальный
и эстетические императивы очень частны в своих требованиях:
в них завернута сама личность конкретного человека. Но их
на универсальность одновременно указывает и то, что они не могут
быть
доминирует или включается и выключается по желанию человека; человек
кто
убегает от их власти, не остается покоя.

Поскольку наследие гуманной цивилизации помогает
человек в артикуляции
моральные, интеллектуальные и эстетические императивы жизни, это помогает
сделать возможным не только независимость от вкусов дня, но и от
давняя конвенция.Растем внутри, лично, из первых рук
знакомство
с универсальным помещает человека в еще лучшую возможность испытать
претензии
ценным для себя и ранжировать отдельные достижения.

Расширение диапазона и глубины опыта входит в
большая часть
от советов других и от поиска соответствующего
экспозиция
к новым возможностям. Некоторые из них предлагают
незаменим
новое просветление или другое обогащение.Некоторые предлагают перспективы или
удовлетворение
которые оказываются банальными или просто временными или разочаровывающими в
более длительный пробег. Однако немедленно обнаруживаются другие возможности.
очаровательный
но разрушительно для более фундаментальной гармонии жизни. Комбинация
чувствительность и сила воли делает возможным для человека
к
создавать и поддерживать приоритеты, которые способствуют пониманию и удовлетворению
в
личность. Из-за плохого руководства, тупости ума или воображения,
или извращенность воли, некоторые люди могут стать вялыми и
дезориентирован,
живут ради преходящих острых ощущений и удовольствий или структурируют свои
личности
вокруг какая-то губительная страсть к вождению.Они никогда не избегают чувства
в
окончательная бессмысленность существования.

В ответ на эти аргументы можно сказать, что они
кажется, обеспечивает
еще больше примеров необходимости критерия добра, внешнего по отношению к
опыт
сам. Без отдельной модели или какой-то нормы как это могло быть
известно, способствует ли конкретный опыт или разрушает его
наша высшая человечность? Следует сразу же предоставить качественный
дискриминация предполагает какой-то стандарт.Но это существенно не
овеществлять и искусственно изолировать живое и синтезирующее. Какие
необходимо признать и задуматься над тем, чтобы в конце концов мы могли действительно
убедил
об обоснованности ценностного требования только на основании конкретного опыта.
Интеллектуальный
утверждения о добре, истине или красоте должны каким-то образом
проверено
чтобы увидеть, сдерживают ли они то, что обещают, отвечают ли они
действительный
возможности. С точки зрения нормативного
опыт первичен, идеи вторичны.Конечно, возможно
говорить
добра для человека в идеях, но смысл идей должен быть
установленный
в идеях и опыте вместе. Теоретические расчеты универсального
значение
что никак не может апеллировать к конкретной реальности, останется
неубедительно.

Аристотель хорошо знал нормативные
значение
опыт, когда он подчеркнул этическую важность создания звука
привычки и когда он определил высшее благо для человека со счастьем.Особое чувство удовлетворения, отличное от простого удовольствия,
отличает
жизнь этического действия от других видов. Никомахова этика
это философское произведение, в котором представлены систематические рассуждения,
определения и понятия. Он философский, несмотря на то, что Аристотель
в некотором роде
бюрократический склад ума, который иногда вызывает слишком большую привязанность
для классификаций и различий. Но его отношение к тому, что есть
морально
полезный и опасный, несмотря на заметные недостатки, закреплен в
конкретная реальность этического действия.Такая убедительная сила, как
Аристотеля
Трактат обладает способностью связывать свои термины с
опыт
читателя. Что больше всего нужно для того, чтобы человек различал
универсальность,
следовательно, это не интенсивное теоретизирование, но полезная хорошая философия.
может
быть в ориентации личности. Основная потребность состоит в том, чтобы хорошее,
истинное и прекрасное должно оживать в реальном поведении и других
опыт.
Как узнать, достигается ли это желаемое условие?
Это
известен в конечном итоге наличием особой гармонии и ценности
что
является неотъемлемой частью хорошей и культурной жизни.Стандарт заключается в том, что
качество самой жизни. Природа опыта определяет
«хороший» и «культурный».

Философские концепции, выражающие эти качества:
теоретический
отчеты о том, что также конкретно находится в опыте. Адекватный
философия
ценностей в этом смысле обязательно историческое. Цивилизованный
общество
действительно нужны «принципы» и правила поведения, но их
формулировка
занятие не столько философское, сколько прагматическое.В своих лучших проявлениях они
это попытки направить членов общества к добру, истине и
в
красиво или отговорить горку в обратном направлении. Но
принципы
и правила, какими бы общими они ни были и как бы широко ни были приняты,
сами по себе не являются нормативными крайностями. Их превосходит
жизнь
проявление универсальности и должны постоянно корректироваться
Это.

Следует еще раз подчеркнуть и подчеркнуть, что универсальный
никогда
исчерпаны его частными воплощениями.Лучшие философы,
художники
и моральные деятели не достигают совершенства — не в смысле неудач
к
достичь уже существовавшего идеала, «совершенства», которое является полностью
неисторический
строить, но в том смысле, что даже величайшие достижения человечества
содержать
возможности для улучшения и развития. Универсальное должно быть
непрерывно
заново открыты и переосмыслены. Некоторая неуверенность или неуверенность в
следует ожидать, как жизнь может быть улучшена в определенных обстоятельствах
даже среди людей, которые далеко зашли в создании богатого и
всесторонний
эмпирическая основа для судейства.Они знают из истории великие
сложность
жизни и пределы человеческих сил. Они признают, что будущее
может раскрыть возможности в морали, искусстве и философии, которые
быть,
по крайней мере, в некоторых отношениях более авторитетными, чем те, которые они
услуга.

Высшая цель образования и воспитания и
цивилизация
в целом, это способствовать моральному, эстетическому и интеллектуальному диапазону
которые дадут людям право на осознанное различение.Этот
цель
может быть и часто бывает подавленным. Представьте себе общество, ограничивающее
развитие человека до очень узкого диапазона опыта,
общество
не прилагает никаких усилий для того, чтобы познакомить своих членов с тем качеством жизни, которое
человеческие существа на протяжении веков находили самое большое вознаграждение. В
общество
по какой-то причине решил удовлетворить желания граждан
момент.
Эти люди еще многое испытают и будут ценить. Но их не будет
в состоянии авторитетно оценивать свои предпочтительные удовольствия.Они могут любить рок-музыку, но им не хватает подготовки
для
слушая Баха, Моцарта и Бетховена. У них может быть большой аппетит
для простого развлечения, но быть неспособным поглотить Софокла, Данте
и Шекспир. Они могут наслаждаться отрывками новостей и мнениями
журналисты
но не обладают способностями к продвинутым историческим и философским
отражение.
Они могут развить необходимые технические и другие утилитарные навыки.
для
создание и приобретение удобств для существ, но мало знает о
удовлетворение
нравственные и духовные потребности.Они могут потакать желаниям есть, пить,
секс
и другие удовольствия, но не понимаете более глубоких и длительных
удовлетворение тем, что классическое и иудео-христианское наследие
соратники
с этической сдержанностью. Если члены этого общества почувствуют
грызущий
недовольство, они не могут определить его источники по причинам
уже
заявил. Они также плохо подготовлены для оценки альтернативных способов
жизнь,
по тем же причинам.

Если целью является улучшение состояния этого общества,
циркулирующий
новая доктрина далеко не зайдет.Идеи классического вдохновения,
для
например, превозносят «разум», «справедливость», «умеренность» и «счастье».
может привлечь любопытство членов общества, которые смутно
недоволен.
Но понимание и оценка серьезных философских утверждений требует многого.
подготовка. Формального интеллектуального блеска недостаточно, чтобы
претензии
нельзя понять просто абстрактно. Философские идеи
некоторый
глубина дает теоретическое выражение определенному опыту,
приобретенный
долгое время практическими и созерцательными усилиями
специфический
своего рода.Люди, чей образ жизни оставил их незнакомыми с тем, что
в
Греки, подразумевающие «аристократическое» поведение, будут интерпретировать термины
Греческий
философия в соответствии с имеющимся у них опытом и
вследствие этого
искажают их смысл. Правильно понимать классику или
Иудео-христианин
этическая философия означает понять ее на собственном опыте или,
минимум,
иметь достаточное опытное знакомство, чтобы иметь возможность войти
образно
в образ, который он представляет.Задача понимания философии
это
тип ничего не требует от гедонистического, капризного и невежественного человека
меньше, чем переориентация личного характера через
самодисциплина,
как предполагается философией, так что диапазон и глубина опыта
создан, который начнет квалифицировать человека для оценки
философия.

Некоторые идеи или «идеалы», которые, как говорят, выражают универсальность
только
слабо связано с историческим опытом.Фактически, как и было
обсуждали,
они претендуют на нормативный авторитет именно потому, что
сформулирован
помимо исторических соображений, без отвлечения внимания и
понижение
стандартов, которые якобы возникли в результате адаптации к человеческим
несовершенства.
Проверка подобных идей на реальной жизни — это обнаружение того, что они действительно
не выражают реальных возможностей и могут замаскировать скрытые мотивы.
Огромная дистанция между предполагаемым «идеалом» и тем, что исторически
существующий
человечество укажет на возможность тирании.

Теперь становится легче понять, почему антиистористы
разделение
универсальная норма из конкретного опыта — это не только
эпистемологически
заблуждение, но этически опасно. Сделать универсальность вопросом
абстрактный
рациональность или иное неисторическое созерцание делает возможным
многие
разные моральные предпочтения, чтобы требовать всеобщей санкции. Здесь нет
причина
ожидать, что люди, которые отстаивают универсальность, но ставят ее суть
вне
конкретный мир должен вести себя в бетоне лучше, чем кто-либо
еще;
действительно, настаивание на том, что истинная универсальность отделена от действительной
жизнь
следует ожидать обратного.

Какое лицо лучше всего может судить?
жизнь другая
возможности? Это тот, кто может сравнивать их друг с другом из-за
знакомство с каждым из них. Излишне говорить, что человек не может
пытаться
выявить основные альтернативы в реальном поведении, прежде чем решать, какой из них
выберите. Чтобы жизнь имела структуру и последовательность, некую общую
ориентация
нужно отдавать предпочтение с самого начала. Эта ранняя ориентация во многом обязана
родители или другие близлежащие органы власти, но он претерпевает изменения по мере того, как
физическое лицо
созревает.Обдуманные и неоднократные суждения прошлых поколений
должен иметь значительный вес с вдумчивым человеком в настройке
приоритеты поведения. В какой-то степени разные взгляды на то, как человек
должен
live могут быть опробованы на практике, но они также могут быть проверены
разыгрывается в воображении на основе справедливых и многочисленных свидетельств.
Некоторые из человеческого диапазона — от добра до зла, от правды до лжи, красоты
к
уродство — что человек не мог или не хотел бы попробовать
можно понять через исторические отчеты и искусство.Опыт
приобретенное таким образом расширяет и украшает понимание, полученное в личных
провести.
Задача ответственной и непредвзятой оценки возможностей — это
сделал
несколько проще тем, что более выносливые и хорошо поддерживаемые
альтернативы
имеют обширные области конвергенции, в которых углубленное исследование и
оценка
возможно. Экскурсии на менее знакомую территорию нужны из
время
время, чтобы проверить действительное превосходство того, что стало привычным и
всем известный.

Общество может быть таким, что оно способствует
этот вид
сравнительной оценки возможностей жизни. Представьте себе
общество
в котором подрастающее поколение не ограничивается популярными вкусами
момент. Представьте себе общество, в котором молодые люди подготовлены
через
воспитание, образование и другое образование, чтобы поглотить основные
достижения
в этике, философии и искусстве и оценить эти возможности в
отношения друг к другу, а также в отношении более поздних претензий.Представить
общество, которое побуждает своих жителей жить такой жизнью
что
кажется, представляет собой лучшее суждение веков, но которое также имеет
свобода обогащать, расширять и углублять это наследие. Это было бы
общество
в наилучшем возможном положении, чтобы понять универсальное. Поистине
цивилизованный
Общество в известном смысле знает все более весомые возможности. Nihil
Humanum
alienum me puto. Это разностороннее общество. Это вообще знакомо
даже с тем, что отвергает.Идиосинкразическое общество ранее
описанный,
напротив, знает свои пути, в своем собственном свете, но неспособен
авторитетной оценки самых разных способов цивилизованного
общество.
Для этого ему не хватает эмпирического диапазона. Если идиосинкразический
общество
пытается вынести суждение о качестве жизни, с которым оно не
знакомый,
он может интерпретировать это качество только в терминах опыта, известных
общество
а значит искажают реальный контент.У более разностороннего общества нет
трудность
понимание способов идиосинкразического общества. Эти пути падают
хорошо
в рамках опыта цивилизованного общества, потому что последнее
содержит,
помимо способов, которые он одобряет, также потворство своим слабостям,
импульсивность,
гедонизм, поверхностность и невежество, которые никогда не отсутствуют в человеческих
жизнь. Из-за более широкого диапазона опыта разностороннее общество
признает
огромные ограничения идиосинкразического общества и принимает его
пристрастия,
если вообще, то только в умеренной и переработанной форме.

Подлинно цивилизованное общество культивирует открытость к новым
возможности,
но это открытость, ориентированная на развивающееся понимание того, что
делает
жизнь действительно стоит того, чтобы жить. Эта структурированная эмпирическая открытость формирует
в
основа для судейства. В конце концов, различие между высоким и низким падает
по-настоящему зрелым и образованным людям, чье преимущество позволяет им
определить, что низкое и грязное, по его удаленности от того, что
по сути
достойный подражания.По мере того, как люди в целом приходят делиться
в
эта способность различать, поглощая лучшее, что цивилизация
может
предложение, четкое представление о приоритетах и пропорциях может информировать социальные
жизнь
в целом.

Возразить против этого взгляда на то, как обеспечивается универсальность
это другое
традиции заявляют о своем превосходстве лишь для того, чтобы привлечь внимание к высоким
квалификация
для судейства. Только люди исключительной широты, глубины и чувствительности
может авторитетно оценивать возможности человеческого существования.Зачатие
эталон высокого и низкого в неисторическом, «идеалистическом»
термины
имеет большую привлекательность по сравнению с изложенным здесь, поскольку предполагает
маленький
по способу характера и общекультурной подготовки. Мудрость
присужден
на легких условиях.

Лица, наиболее способные к дискриминации, как правило,
быть
те же, кто склонен против категорических, безоговорочных заявлений относительно
конкретные способы, которыми добро, правда и красота могут быть
проявляется.Хотя прочно традиционной цивилизации удается отсеять многие
поверхностности
и извращенности, как явно разрушающие универсальные ценности и
определять
общий диапазон, в котором можно искать по-настоящему полезную жизнь,
вездесущий
опасность моральной и культурной атрофии и устаревания создает постоянный
потребность в творчестве и обновлении. Жизненная цивилизация поддерживает
преемственность с прошлым, но именно для того, чтобы иметь моральное,
интеллектуальный
и эстетическая автономия, позволяющая использовать возникающие и, возможно, неожиданные
возможности.Разногласия по поводу специфики хорошего, истинного и истинного
красивая
будет продолжать. Поскольку временные решения возможны, это
нет
потому что блестящие аргументы могут опровергнуть недостаточные аргументы в
абстрактный,
но потому, что превосходный опыт может убедить на своем конкретном примере.

Следует признать, что интеллектуальные усилия формируют
интеграл
и незаменимая часть высшей жизни общества.Погоня за истиной
один из императивов человеческого существования. Доброта, правда и красота
также
зависят друг от друга в своем развитии. Человеческое действие
не могу
действовать без размышлений. Но хотя разум очень способствует
улучшение жизни, оно само по себе не является нормативным, кроме своего собственного
царство истины. Философия этики и эстетики — это
систематический
концептуальная артикуляция ценностных реалий, конкретно известных в
практичный
и образная жизнь соответственно.Логика, изучение мышления
сам,
учитывает деятельность, посредством которой достигается цель истины.
В
мудрость, которой может обладать философия, заключается в способности видеть
разные
аспекты человеческого существования с точки зрения высших жизненных
возможности.
Потому что задача философии — довести человеческий опыт до
концептуальный
самосознание, философия и изучение истории в конечном итоге
коалесцировать.15

Возражения антиисторического рационализма против
этот вид
философии являются протестами формы мышления, истощающей
философия
нашего конкретного, исторического человечества, и поэтому в значительной степени
не имеющий отношения
к жизни, поскольку ее действительно нужно прожить.Неслучайно
абстракционисты
обычно удовлетворяют потребность в конкретности и теплоте за счет
утопически-идиллический
воображение. Такое воображение также не желает жить в
реальный мир, и он только усиливает, действительно делает более заманчивым,
избегание сроков и границ исторического существования.

Пора подвести итоги и подвести итоги этих наблюдений.
относительно истории
и универсальность.Утверждалось, что универсальность становится известной
человек в конкретном опыте и должен быть открыт каждым в отдельности,
поколение и общество для себя. В той мере, в какой универсальный
значения
входят в человеческую жизнь, они сами себе награда и оправдание. В
союз
универсальности и специфичности дает переживанию особый
магнитный
качество. В случае этической ответственности синтез способствует
счастье.
Универсальность тянет человечество в собственном направлении, удерживая
возможность
действительно стоящей жизни.Он бросает вызов и пытается уйти от
арена
желания, которые, обещая удовольствие, разрушают более
глубоко
удовлетворительное качество бытия. Именно в этом смысле опыт может быть
нормативный, быть своим собственным стандартом. Это должно быть очевидно из вышеизложенного
аргумент
что эта точка зрения не скрывает никакого смысла в том, что люди могут произвольно
указ
что должно быть хорошим, правдивым или красивым. Последние навязывают свои
власть.
Хотя человек должен творчески приспосабливать универсальные ценности в
в контексте жизни, которая является особенной и уникальной, эти ценности могут
быть
реализовано только на своих условиях.Особое удовлетворение, которое присуще
в их реализации нельзя принуждать или приказывать, но однажды
универсальность
ожил в опыте, этот опыт по самой своей природе
нормативный.

По этим причинам человеческий опыт
может быть
оценивается с точки зрения его вклада в самореализацию человека только с
Справка
стандарту, внешнему по отношению к опыту, например принципам
причина.
Напротив, только стандарт в самом опыте может раскрыть
ли
определенные принципы фактически отражают высший потенциал человека.Опыт
который имеет этический, интеллектуальный или эстетический авторитет, выносит суждение
на опыте, который по своей природе менее благоприятен или разрушителен для
хорошее, истинное и прекрасное. Абстрактные принципы могут быть больше
или же
менее выразительны универсальности, но сами по себе они точно
из-за их недостаточной конкретности, фактически без реальных нормативных
власть.

Во времена культурных потрясений и разрушений, когда
общество разорвано
конкурирующими предпочтениями и традициями, абстракционистскими рассуждениями и
антиисторический
«идеалистическое» воображение особенно неадекватно.Предпочитая
жить
за пределами конкретного мира этим подходам не хватает исторической
смысл
и в остром восприятии реальных обстоятельств и потребностей
настоящее время.
Не сумев культивировать силы исторического синтеза и
воображение,
они не подходят для выполнения больших задач по реконструкции и
переориентация.
Они сводятся к слабо повторяющимся формулам или благородному осуждению
раз,
в то время как на практике тебя уносят мощные токи момента.Поскольку подлинная универсальность живет в конкретных деталях, историческое
заквашивать
и потрясения создают особенно острую потребность в различении и
творческий
реконструкция непрерывности. Ресурсы прошлого необходимо принести
к
относиться к актуальным проблемам и возможностям здесь и сейчас, брать на себя
в новых, возможно, радикально выглядящих инициативах. Задача требует
синтетический
необычные способности. Дешевая и искусственная универсальность
абстракционизм и «идеалистическое» воображение — в пределах досягаемости,
отсюда его популярность.

Предлагаемая философская переориентация направлена на преодоление
искусственный
разделение универсальности и истории. Как должно быть ясно из
рассуждение
попытка продемонстрировать синтез этих двух также не является
усилие
обесценить присутствие зла, неправды и уродства в истории.
Ценностно-ориентированный
историзм призывает к большей чуткости к имманентному,
исторический
реальность добра, истины и красоты.Дуализм жизни
выразил
в таких терминах, как вечное и преходящее, бесконечное и конечное, универсальное
и частное — это диалектическая полярность, и ее не следует понимать как
включая овеществленные, отдельные сущности. Пары тоже существуют в союзе
как в напряжении. Исторические привычки мышления и воображения плохо
настроены на эту динамику реального человеческого существования. Если эпистемология и
необходимо возродить философию универсальных ценностей,
привычки
должен быть сломан.

Банкноты

1 Лео Штраус,
Естественное право и история

(Чикаго: University of Chicago Press, 1953), 318, 323. Принимая во внимание
Штрауса
репутации в некоторых кругах, его отношение к Бёрку на удивление
неловко.
Его источники также небрежны и тенденциозны. [Назад]

2 Джозеф Кропси, Политический
Философия и
Вопросы политики (Чикаго: Издательство Чикагского университета,
1977),
117-18 (курсив наш).[Назад]

3 Штрауссианцы иногда подчеркивают
Важность
различая два типа письма, содержащегося в произведениях, по их
номер: «Экзотерическое» письмо адресовано непросвещенным и может
притворяться
уважать
для условности; «эзотерическое», «тайное» письмо открывает истину (которая
май
оказываются нигилистами) кругу просвещенных умов. А
удобный
Следствием этого различия является то, что критика заявленных взглядов может
всегда считаться хватающим за простую поверхность идей, в то время как
истинный смысл произведения неоспорим, хотя, естественно,
вне
хватка критика.Здесь возникает возможность философского
внутреннее противоречие
и нерешительность, чтобы представить себя как высокоразвитые и
сообразительность.

Утверждение одной из школ мысли о том, что ее реальная основа
быть найденным
в секретном письме фактически представляет собой изобличающее самообвинение.
Серьезный
мыслители знают, что в философии центральные вопросы очень сложны
а также
связаны с другими вопросами в сложных и тонких отношениях.К
разъяснять
их чрезвычайно сложно, даже если это можно сделать полностью
открыто,
планомерный, длительный характер; целые книги таких явных, тщательно продуманных
письмо иногда требуется для достижения необходимой ясности. В
предложение
что понимание любого значения, в отличие от слабо
сформулирован
идеи, могут быть переброшены в другие письменные вызовы «между линиями»
в
поставить под сомнение статус жанра тайного письма как философского
предприятие.Обман может быть самообманом. [Назад]

4 Сходства между недавними формами
политических
морализм и якобинское мышление обсуждаются в Claes G. Ryn, The
Новый
Якобинизм (Вашингтон, округ Колумбия: Национальный гуманитарный институт, 1991).
[Назад]

5 Классическая и новаторская работа над
центральность
воображения в формировании чувства реальности человека и о роли
самообманчивые формы воображения, побуждающие к бегству от морали
условия человеческого существования — Ирвинг Бэббит, Руссо и
Романтизм

(Нью-Брансуик: Transaction Publishers, 1991).[Назад]

6 Взаимосвязь между воображением
и рациональность
различных типов подробно рассматривается в Claes G. Ryn, Will,
Воображение
и Reason (Чикаго и Вашингтон, округ Колумбия: Regnery Books, 1986). [Назад]

7 Бенедетто Кроче различает
прагматичный
и философские концепции. Первые незаменимы, но они
по своей сути
расплывчаты и служат ограниченной цели.Только последние экспресс-структуры
жизни, которые не сливаются друг с другом. См., В частности, Croce, Logic .

(Лондон: Macmillan, 1917). Различие Кроче развито и
включены
в общую эпистемологию в Ryn, Will, Imagination and Reason .
[Назад]

8 Babbitt, Руссо и романтизм ,
lxxiii.
[Назад]

9 Никколь • Макиавелли, Принц

(Хармондсворт:
Penguin Books, 1977), 90 (гл.XV). [Назад]

10 Бенедетто Кроче, История как
История
Свобода (Чикаго: Компания Генри Регнери, 1970), 7. [Назад]

11 «Экономичный» и его отношение к
этический
объяснены в Benedetto Croce, The Philosophy of the Practical

(Нью-Йорк: Библо и Таннен, 1967). Английский перевод Дугласа
Эйнсли ошибочна и иногда вводит в заблуждение. Для обширного обсуждения
форм универсальности и их взаимодействия, с особым
акцент
по проблемам знания см. Ryn, Will, Imagination and Reason .[Назад]

12 Жан-Жак Руссо, Первый
и второй
Дискурсы , изд. Роджер Д. Мастерс, пер. Роджер Д. и Джудит Р.
Мастера
(Нью-Йорк: St. Martin’s Press, 1964), 103. [Назад]

13 Джон Дьюи, Человеческая природа и
Поведение

(Нью-Йорк: Современная библиотека, 1957), 69. [Назад]

То, что прагматизм Дьюи не так уж неприятен
универсальность как есть
иногда предполагаемое, очевидно, например, из его признания
возможность осознания «непреходящего и постигающего
весь.»
Там же. , г.
301. Является ли это сознание у Дьюи монистическим и пантеистическим или
какой-то другой вопрос, конечно, важный. [Назад]

14 Джон Дьюи, Общая вера

(Новый рай:
Yale University Press, 1968), 87. Значительное совпадение между публикациями Дьюи.
мышление и историцистская перспектива, представленная здесь, не должны
затемнять
что между ними также существует напряженность. [Назад]

15 Природа философского
рациональность и
его отношение к истории подробно рассматривается в Ryn, Will,
Воображение
и Причина .[Назад]

ИНСТИТУТ

Обновлено 29 июля 2010 г.

Действительно ли права человека «универсальны, неотчуждаемы и неделимы»?

Лейла Наср *

В это многообещающее время Элеонора Рузвельт изучает копию Всеобщей декларации прав человека в 1949 году. Однако остаются ли основные принципы универсальности, неотъемлемости и неделимости декларации актуальными сегодня? (Кредит: Creative Commons)

После столетий непрерывного пересмотра, повторения и переосмысления международная теория и практика прав человека продолжает бороться с тремя неотъемлемыми концепциями: универсальность, неотчуждаемость и неделимость.Эти концепции считаются необходимыми для сохранения его актуальности, но сами они воплощают в себе наиболее острую критику прав человека.

Универсальные права человека

Универсальная теория прав человека утверждает, что права человека применимы к каждому просто в силу того, что он человек. Наиболее очевидный вызов фактору универсальности исходит от «культурного релятивизма», который утверждает, что универсальные права человека являются неоимпериалистическими и культурно гегемонистскими. Хотя такая перспектива может показаться заманчивой, аргумент релятивистов заключает в себе изнурительное внутреннее противоречие; постулируя, что единственными источниками моральной ценности являются сами отдельные культуры, человек не может делать какие-либо последовательные моральные суждения.Более того, культурный релятивист на самом деле делает универсалистское суждение, утверждая, что «терпимость» — это высшее благо, которое следует уважать в первую очередь. Следовательно, это естественно самоотверженная теория, которая вовлекает универсализм в собственное неприятие этой концепции. В практическом смысле культурная релятивистская позиция принципиально несовместима с правами человека, поскольку сами права человека не могли бы существовать, если бы они были лишены общего морального суждения.

И все же остается вопрос: даже если права человека должны быть универсальными, чтобы оставаться последовательными, что мы должны делать, когда сталкиваемся с практиками или культурами, с которыми «наша» версия прав человека противоречит? Должны ли мы бездействовать, когда совершаются зверства? Конечно нет.Хотя универсальные права человека не должны быть «гибкими» в географическом или культурном отношении (чтобы не подрывать их целиком), мы должны рассматривать континуум прав и культуры как взаимосвязанные, а не исключительные.

В этом ключе некоторые утверждали, что нам действительно нужно рассматривать права человека как культуру как таковую — коллективное изучение того, что отвечает наилучшим интересам людей во всем мире. Это связано с тем, что, поскольку культуры неоднородны и по своей природе податливы, их концептуализация прав человека должна быть такой же.По сути, права человека должны учитывать культурные различия.

Более того, другие комментаторы оспаривают сам вопрос, отмечая, что дихотомические и бескомпромиссные вопросы о том, должны ли права человека быть универсальными или нет, на самом деле имеют тенденцию «определять правильную форму человеческого существования». Таким образом, способность человеческой деятельности интегрировать, перемещаться между культурами и даже преодолевать их часто упускается из виду. Вместо этого он утверждает, что лучший путь вперед — это для людей, знающих об альтернативных системах ценностей, чтобы иметь возможность свободно входить и выходить из них в соответствии с их предпочтениями.Хотя это может показаться слишком либеральным или индивидуалистическим (как это часто бывает с критикой «западных» прав человека), это лучше всего раскрывает суть того, к чему должна возвращаться цель прав человека: к человеку.

Права человека как неотъемлемые

По определению неотчуждаемость включает в себя «невозможность отнять или передать что-либо владельцем». Хотя Декларация независимости Соединенных Штатов 1776 года, Декларация прав человека 1789 года и Всеобщая декларация прав человека 1948 года неоднократно подтверждали, что права неотчуждаемы, сегодня очень немногие могут согласиться с этим значением.

Ранние философы и ученые, такие как Локк, Мейсон и Лилберн, говорили о естественных правах с точки зрения неотъемлемости, естественности и неспособности отказаться от них, помогая более поздним мыслителям лучше осмыслить суть неотчуждаемости, задавая вопрос , кто «человек» в области прав человека. .

Постоянные споры на эту тему выявили лучшее и худшее в более поздних философах. Например, один ученый отмечает, что для того, чтобы быть человеком, обладающим правами, нужно вносить свой вклад как в себя, так и в общество в автономном качестве.Таким образом, он сомневается, могут ли права применяться к младенцам, «умственно отсталым» или людям, находящимся в необратимой коме. К счастью, другие отошли от грубых биологических различий, чтобы концептуально рассмотреть множество способов, которыми можно было бы считаться «нечеловеческим», например, через сильно гендерную дихотомию и дихотомию власти человека и животного [1]. В таких случаях жертвы часто лишаются своей личности и основных прав, что на практике обнаруживает отчуждаемость прав.

В этом ключе Ханна Арендт сформулировала одну из самых вневременных перспектив неотчуждаемости на фоне Холокоста.Отмечая отсутствие у беженцев реального доступа к опыту прав человека в силу их безгражданства, Арендт пришла к выводу, что единственное истинное право — это «право иметь права» в том смысле, что современные права стали неразрывно связаны с эмансипированным национальным государством. Конечно, в адрес Арендт была выдвинута важная критика, такая как критика Жака Рансьера, который считает, что люди никогда не могут быть полностью деполитизированы и лишены прав (даже если они не имеют гражданства), поскольку они по сути своей являются политическими существами просто по факту рождения.Тем не менее, хотя критика Рансьера в некоторой степени убедительна, ее следует легко отбросить как слишком абстрактную, чтобы быть полезной перед лицом серьезных и в конечном итоге ощутимых нарушений прав человека, происходящих сегодня.

Учитывая сегодняшние проблемы перемещения и безгражданства, поэтому кажется более полезным отказаться от абстрактных рассуждений о неотчуждаемости и признать, что права неотделимы от государственности и гражданства в международной системе прав человека. Как рассуждала Арендт, «неотъемлемость оказалась не имеющей исковой силы».

Права человека как неделимые

Что касается неделимости, то этот принцип утверждает, что одновременное осуществление всех прав необходимо для полноценного функционирования системы прав человека. Помимо обсуждения нарушений, неделимость — это в равной степени идея о том, что ни одно право человека не может быть полностью реализовано или реализовано без полной реализации всех других прав. Те, кто попадает в лагерь неделимости, считают, что соблюдение прав человека является произвольным и неполным без приверженности неделимости, и что что-либо меньшее, чем одновременное осуществление всех прав человека, может подпитывать опасные приоритеты прав человека со стороны правительства (т.е. подчеркивание прав первого или второго поколения при пренебрежении правами третьего поколения будет означать, что пострадают все ценности прав).

Вопросы, связанные с установлением приоритетов и частичным соблюдением прав человека, лежат в основе вопроса о неделимости. Здесь Никель приводит ряд веских аргументов против неделимости, отделяя концепцию от взаимозависимости. Например, рука и нога не являются взаимно незаменимыми (неделимыми), потому что одна может функционировать без другой.Хотя они могут быть до некоторой степени взаимозависимыми, они не неделимы. И наоборот, сердце и мозг не могут функционировать независимо друг от друга, что делает их неделимыми по определению. Такое же различие мы должны проводить и с правами человека.

Необязательно, чтобы каждое право было полностью реализовано, чтобы другие вообще что-то значили. Если бы это было не так, это могло быть ужасной новостью для развивающихся стран; скорее, такие страны не вступают автоматически в конфликт с принципом неделимости, если они отдают предпочтение одним правам над другими в течение определенного периода времени в свете имеющихся ресурсов.Это направление мысли является важной критикой других, таких как Доннелли, который настаивает на центральной роли общесистемной неделимости и чей аргумент не учитывает это различие неделимости и взаимозависимости.

Заключение

Таким образом, очевидно, что некоторые из наиболее широко признанных и центральных сторон прав человека — универсальности, неотчуждаемости и неделимости — при внимательном рассмотрении оказываются весьма спорными. Тем не менее, вместо того, чтобы подрывать всю концепцию прав человека, эта критика просто напоминает нам о необходимости постоянно пересматривать наши представления о правах, чтобы сделать их все более всеобъемлющими и все более ощутимыми для тех, кто остается снаружи, заглядывая внутрь.

[1] Рорти приводит пример дегуманизации боснийских мусульман руками сербских солдат во время боснийской войны. Он объясняет, что это привело к тому, что боснийский мусульманин стал «животным» или нечеловеческим по отношению к его / ее угнетателю, тем самым лишив жертву всякого отношения к дискуссиям о «правах человека».

* Лейла Наср — ведущий редактор блога LSE по правам человека. С ней можно связаться по адресу [email protected].

Универсальность и приоритеты | Доклады о человеческом развитии

Проще говоря, универсальность прав человека означает, что права человека должны быть одинаковыми везде и для всех.В силу того, что человек является человеком, каждый человек имеет неотъемлемые права и свободы. Эти права обеспечивают достоинство и ценность человеческой личности и гарантируют человеческое благополучие.

Некоторые спрашивают, действительно ли права человека универсальны. Подразумевается, что права, содержащиеся во Всеобщей декларации прав человека (ВДПЧ), могут не применяться к некоторым странам и обществам. Но текст Всеобщей декларации прав человека написан универсально. «Все люди» рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах.«Каждый» имеет право на права, независимо от расы, пола или иного статуса. «Каждый» имеет право на питание, здоровье, жилище, образование. Записи показывают, что Всеобщая декларация прав человека — это квинтэссенция множества различных культурных, правовых и религиозных верований. За 50 лет, прошедших с момента его написания, его идеалы неоднократно подтверждались. Всемирная конференция по правам человека 1993 года подтвердила, что все права человека универсальны, неделимы и взаимозависимы.

Отрицает ли универсальность культурное разнообразие? Противоречат ли права человека религиозным убеждениям? Являются ли они западной концепцией, навязываемой для продвижения глобальных рынков? Кто может отрицать, что все мы стремимся к жизни, свободной от страха, дискриминации, голода и пыток? Слышали ли мы когда-нибудь свободный голос, требующий положить конец свободе? Когда раб когда-либо выступал за рабство? Всемирная конференция 1993 года отметила, что «государства обязаны, независимо от их политических, экономических и культурных систем, поощрять и защищать все права человека.”

Права человека также неделимы. Это означает, что к гражданским и политическим правам, с одной стороны, и экономическим, социальным и культурным правам, с другой, следует относиться одинаково. Ни один из наборов не имеет приоритета над другим. Хотя каждая страна должна устанавливать приоритеты в использовании своих ресурсов в любой момент времени, это не то же самое, что выбор между конкретными правами. Мы не должны быть избирательными, поскольку эти права взаимосвязаны и взаимозависимы. Свобода от страха и нужды неразрывно связана со свободой слова и убеждений.Право на образование связано со здоровьем, и существует четкая связь между грамотностью матери и здоровьем ее очень маленьких детей.

Каждый момент, потраченный на обсуждение универсальности прав человека, — это еще одна упущенная возможность добиться эффективного осуществления всех прав человека. Универсальность — это, по сути, суть прав человека: все люди имеют право на них, все правительства обязаны их соблюдать, все государственные и гражданские субъекты должны их защищать. Цель — не что иное, как соблюдение всех прав человека для всех.

Эта запись в блоге является особым вкладом в Отчет о человеческом развитии 2000 г. «Права человека и человеческое развитие»

Универсальность (философия) | Психология Вики

Индекс философии :
Эстетика ·
Эпистемология ·
Этика ·
Логика ·
Метафизика ·
Сознание ·
Философия языка ·
Философия разума ·
Философия науки ·
Социальная и политическая философия ·
Философия ·
Философы ·
Список списков

Чтобы узнать о других значениях универсальности или универсальности, см. Универсальный (значения) стр. .

Универсальность противоположна релятивизму в философии. Можно сказать, что истина универсальна, как и права, например, в естественных правах или в Декларации прав человека и гражданина 1789 года, на которую сильно повлияла философия Просвещения и его концепция человеческой природы. Всеобщая декларация прав человека 1948 года основана на тех же принципах. Утверждение имеет универсальность , если его можно представить как истинное во всех возможных контекстах, не создавая противоречия.Некоторые философы называют такие предложения универсализуемыми . Истина считается универсальной, если она действительна во все времена и во всех местах. В этом случае он рассматривается как вечный или абсолютный. Релятивистская концепция отрицает существование универсальных истин — хотя это, конечно, степени релятивизма: большинство релятивистов отрицают существование универсальных моральных ценностей, которые делают их моральными релятивистами, но немногие отрицают существование универсальных истин, когда речь идет о математике.Другими словами, поскольку истина имеет различные области применения, релятивизм не обязательно применим ко всем из них. Классический аргумент против крайних форм релятивизма основан на релятивистской ошибке: утверждение, что «все истины относительны», само по себе является универсальным утверждением, поскольку оно утверждает что-то о совокупности. Таким образом, эта крайняя форма релятивизма рассматривается как самооправдание (однако релятивисты часто утверждают, что как скептики они никогда не делали такого универсального утверждения).

Универсальное предложение — это утверждение, которое утверждает свойство всех членов множества.Например, утверждение, что все собаки смертны, и утверждение, что все коровы могут летать, являются универсальными утверждениями, первое (предположительно) истинное, а второе ложное. Универсальное предложение логически эквивалентно отрицанию экзистенциального предложения. Таким образом, утверждение , что все коровы могут летать , равносильно отрицанию того, что существует корова, которая не может летать .

Можно отметить, в русле каузального скептицизма Юма, что единственные универсальные положения, которые должны быть истинными, — это те, которые существуют априори, взятые из определений (т.е. «Все собаки — млекопитающие»). Универсальные суждения, которые апостериори составлены из чьего-либо опыта мира (например, «Все собаки рождаются с четырьмя ногами»), никогда не могут быть подтверждены как истинные, просто поддержанные как истинные (хотя такие суждения и поддаваться фальсификации).

Универсальность в метафизике [править | править источник]

В метафизике универсальный — это тип, свойство или отношение. Существительное универсальный контрастирует с индивидуальным , в то время как прилагательное универсальный контрастирует с частным или иногда с конкретным .Последнее значение, однако, может сбивать с толку, поскольку гегелевская и неогегелевская (например, британская идеалистическая) философия говорят о конкретных универсалиях .

Универсальный может иметь экземпляры, известные как его подробные сведения . Например, тип собака (или собака ) является универсальным, как и свойство красный (или краснота ) и отношение между (или между ). Однако любая конкретная собака, рыжий предмет или объект, находящийся между другими предметами, не является универсальным, а является экземпляром универсального объекта.То есть универсальный тип ( собачий, ), свойство ( краснота, ) или отношение ( между, ) присущ конкретному объекту (конкретная собака, красный предмет или объект между другими вещами).

Платонический реализм считает универсалии референтами общих терминов, то есть абстрактного , нефизических сущностей, к которым относятся такие слова, как «собачье», «краснота» и «промежуточность». В отличие от этого, частные слова являются референтами собственных имен, таких как «Fido», или определенных описаний, которые идентифицируют отдельные объекты, например, фраза «это яблоко на столе».Напротив, другие метафизические теории просто используют терминологию универсалий для описания физических сущностей.

Проблема универсалий — древняя проблема метафизики, касающаяся природы универсалий и их существования. Частично проблема связана с последствиями использования языка и сложностью соотнесения языка с онтологической теорией.

Большинство онтологических структур не рассматривают классы как универсалии, хотя некоторые выдающиеся философы, например, Джон Бигелоу, так считают.

Термин универсальность также относится к средневековой концепции абсолютной, всеобъемлющей морали, которая оправдывала универсальное светское правление одним всемогущим императором Священной Римской империи, а также оправдывала как универсальное религиозное правление одним всемогущим всемогущим. охватывающая (отсюда и термин католическая) церковь. В 17 веке доктрина универсальности уступила место доктрине raison d’état или национальных интересов. Универсальность сравнима, но не эквивалентна концепции Небесного Мандата в китайской истории.

Абсолютизм утверждает, что в определенной области мысли все утверждения
в этой области либо абсолютно верны, либо абсолютно ложны: ни одно не верно для
некоторые культуры или эпохи, в то время как ложные для других культур или эпох. Эти заявления
называются абсолютными истинами. Обычная реакция тех, кто недавно критиковал
абсолютизм — это утверждение абсолютной истины: Абсолютных истин не существует.

Утверждение «Абсолютных истин не существует» раскрывает характерные черты абсолютной истины.Абсолютная истина не применима к реальности, существованию, убеждениям или человеческому разуму. В логике дихотомии истина-неправда приложение не принимает во внимание то, что абсолютно верно. Конечно, абсолютная истина не определяет материальное существование, но поддерживает материальное существование, положение и состояние бытия. Абсолютная истина применима как к «неправде», так и к «истине». Двойное отрицание раскрывает этот монистический статус абсолютной истины. Несуществование абсолютной истины, если бы это было так, было бы так же верно, как существование абсолютной истины в абсолютном смысле.Однако постулировать несуществование истины — значит нарушать самые фундаментальные способности ума. Это как если бы змея могла проглотить себя, начав с хвоста. В этом ценность абсолютной истины для мысли. Нарушение ценности истинности в абсолютном смысле подтверждает ценность истинности существования по сравнению с небытием. Некоторые говорят: «Если я увижу это, я верю этому». Другие говорят: «Я верю, если знаю». Если чувство знания немного лучше, чем зрение, мало что можно сделать из этой аналогии.Острота чувства абсолютной истины может быть недостаточной для большинства, чтобы четко различать разницу между истиной и самой истиной.

Можно спросить: «Правда ли, что правда существует?» Можно также спросить: «Правда ли, что истины не существует?» Первое можно утверждать умом, а второе нельзя утверждать без грубого искажения смысла. Если истины не существует, то, несомненно, правда и правда не существует. Это качество абсолютной истины. Если бы отрицание было истинным, нельзя было бы задать вопрос и ожидать истинного ответа.Абсолютная истина — это суть мысли и отличает способности разумного существа.

В форме действия абсолютная истина наиболее точно представляет истину. Этот
форму можно уподобить действию использования метафизической истины, но не ее
государственное употребление (которые представляют метафизические истины в государственной форме). Абсолютный
истина в форме действия считается многими лишь метафизической, и
следовательно, то же самое, что и действие с использованием метафизической истины. Некоторые считают
результатом абсолютной истины (истины) могут быть метафизические истины, физические
правда или и то, и другое, но по определению не какая-либо форма лжи.

Особенно сбивает с толку абсолютная истина в форме состояния (но, например, хорошая):

Абсолютная правда не может быть ложью.

Некоторые интерпретируют это как означающее:

Исход абсолютной истины не может быть ложью.

Но это относится именно к форме действия абсолютной истины. Другие
интерпретировать это как:

Утверждения абсолютной истины не могут быть ложью.

Но это относится именно к государственной форме абсолютной истины.Оригинал
Заявление можно интерпретировать как форму состояния или действия. В состоянии
Форма утверждения не соответствует действительности, но в форме действия это правда. Так или иначе
утверждение является абсолютной истиной в государственной форме.

Возможный пример абсолютной истины в форме действия:

Слова, которые вы читаете, существуют потому, что абсолютные истины в форме действия поддерживают их способность существовать.

Внимательные читатели признают предыдущее утверждение как абсолютную истину.
в форме состояния, описывающей абсолютную истину в форме действия.Независимо от того,
Утверждение истинно оставлено в качестве упражнения для читателя.

Интересный парадокс возникает, когда кто-то опровергает существование каких-либо абсолютных истин. Их утверждение может быть примерно таким:

Абсолютных истин не существует.

Если бы это утверждение было правдой, это означало бы, что оно само по себе является абсолютной истиной. И если это утверждение является абсолютной истиной, оно противоречит его первоначальному утверждению и означает, что утверждение на самом деле ложно.Следовательно, невозможно доказать, что абсолютных истин не существует. Однако это не обязательно означает, что они существуют.

Более правильным способом было бы сказать, что «Относительная истина верна». Хотя это кажется абсолютным утверждением, на самом деле это не так, потому что оно не исключает, что «Абсолютная истина также верна». Релятивисту, культура которого придерживается этого принципа; релятивизм действительно правильный. Но релятивист также может допустить, что для человека, выросшего в культуре абсолютизма, это было бы неправильно.

«То, что абсолютно верно, всегда верно, везде, всегда, при любых условиях. Способность сущности различать эти вещи не имеет отношения к этому состоянию истины». — Стивен Робинер

Универсальность что такое: Недопустимое название — Викисловарь

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ — это… Что такое УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ?

Смотреть что такое «УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ» в других словарях:

Книги

Слово УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ — Что такое УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ?

Значения слова универсальность.

Примеры употребления слова универсальность

Ссылки

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА КАК КУЛЬТУРНО- ИСТОРИЧЕСКОГО СУЩЕСТВА | Гончаров

Творящее слово. Универсальность Пушкина Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Универсальность Интернета

так ли верен этот постулат? — Клуб «Валдай»

Определение универсальности Merriam-Webster

определение универсальности от The Free Dictionary

Универсал | логика | Британника

Платонический и аристотелевский реализм

Средневековый и ранний современный номинализм

Универсальность и история

Универсальность и
История:

Действительно ли права человека «универсальны, неотчуждаемы и неделимы»?

Универсальность и приоритеты | Доклады о человеческом развитии

Универсальность (философия) | Психология Вики

Универсальность в метафизике [править | править источник]

Книги [править | править источник]

статей [править | править источник]

Книги [править | править источник]

статей [править | править источник]

Добавить комментарий Отменить ответ

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ — это… Что такое УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ?

Смотреть что такое «УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ» в других словарях:

Книги

Слово УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ — Что такое УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ?

Значения слова универсальность.

Примеры употребления слова универсальность

Ссылки

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА КАК КУЛЬТУРНО- ИСТОРИЧЕСКОГО СУЩЕСТВА | Гончаров

Творящее слово. Универсальность Пушкина Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Универсальность Интернета

так ли верен этот постулат? — Клуб «Валдай»

Определение универсальности Merriam-Webster

определение универсальности от The Free Dictionary

Универсал | логика | Британника

Платонический и аристотелевский реализм

Средневековый и ранний современный номинализм

Универсальность и история

Универсальность и История:

Действительно ли права человека «универсальны, неотчуждаемы и неделимы»?

Универсальность и приоритеты | Доклады о человеческом развитии

Универсальность (философия) | Психология Вики

Универсальность в метафизике [править | править источник]

Книги [править | править источник]

статей [править | править источник]

Книги [править | править источник]

статей [править | править источник]

Добавить комментарий Отменить ответ

Универсальность и
История: